Душа, то есть внутренний человек, возвращает все творения Богу потому, что она обнаруживает их «ничтойность». Она обращена не вовне, а внутрь, к дому, где пребывает вместе с Богом. А этот дом есть не что иное, как поток неисчерпаемой творческой мощи Божества.
«О СТРАДАНИИ»
В этой проповеди слышны отголоски судьбы самого Мейстера Экхарта – непонимание толпы, сознательная клевета на него, столь характерное для определенных периодов жизни мистиков острое переживание богооставленности.
Экхарт утверждает, что и страдание, и ощущение богооставленности являются свидетельствами божественности нашей природы, – поскольку даже Христос переживал их. Страдание, как признак «ничто», возводит к Богу; оно заставляет отказаться от тварного бытия и обратиться к нетварному. Рождению Бога в душе предшествуют муки отказа от мирского, отторжения внешнего, уяснения «ничтойности» всего существующего, в том числе и самого себя[18]. Только за ним следует преображение человеческого существа.
Аналогия с судьбой Христа у Мейстера Экхарта является не только средством убеждения слушателей, но и указанием на то, что во «внутреннем» мистика происходит вечное событие – рождение Бога, сопровождающееся мучительным преображением и обожением души.
«О ЕДИНСТВЕ ВЕЩЕЙ»
Еще один древний архетип – доисторического разделения земли и небес, результатом которого явилось возникновение космоса[19], – используется Мейстером Экхартом для описания процесса обожения. Прежде всего душа понимает свое ничтожество и беспредельное отличие от Бога. Именно поэтому она бежит, в полном осознании своей «ничтойности», в «нижайшие места». Однако этот отказ от близости Бога становится причиной излияния божественной благодати – и «нижайшие» места начинают соседствовать с мистической «глубиной». Когда человек пуст, когда душа отказалась от всяческих претензий и умалила себя, только тогда и может произойти мистическое единение, описываемое Экхартом как высшее проявление творческой силы Бога.
Что касается остальной части проповеди, то здесь Экхарт вводит ряд тем, разрабатывавшихся в античной философии, а затем в схоластике. Физическая гипотеза, объясняющая зрение через возникновение особого светового тела (в котором объединяются отраженный предметом свет солнца и свет, испускаемый глазами)[20], привлекается им для демонстрации того, каким образом могут воссоединиться Творец и тварь. Как глаз и зрительный объект едины в «зрительном теле», так душа и Бог едины в акте Богорождения.
Введение определения человеческой души как простой неделимой субстанции позволяет показать внутреннее единство всех сил души (настолько, насколько они – силы