Ибо все преходящее есть только средство.
В двояком смысле. Во-первых, необходимое средство, без которого я не могу достичь Бога, – мое дело и творчество во времени. Мы только что об этом писали: это отнюдь не может повредить вам в заботе о нашем вечном спасении.
Во втором смысле преходящее есть для нас только средство, поскольку мы должны от него освободиться. Ибо для того и поставлены мы во времени, чтобы через разумное творчество приблизиться к Богу, становясь и во временном все больше подобными Богу. Это имел в виду и святой Павел, говоря: «Побеждайте время, дни злы!» «Побеждать время» – значит неустанно устремляться вверх, к Богу, как и надлежит разумному существу: не в многообразии воображаемом, но в истине как в переживании разума. А «дни злы» понимайте так: день указует на ночь: не было бы ночи, не было бы и дня, и не заводили бы речи о нем, все был бы один свет. И от этого Павел хочет избавиться. Ибо скудна жизнь в свете, которому грозит тьма, скрывающая и омрачающая для высокого духа его вечную родину. Отсюда и завет Христа: «Ходите в свете, покуда у вас есть свет». Кто творит в свете, тот проникает вверх в Бога, чистый и свободный от всякого посредства свет будет в нем творчеством, и творчество его станет ему его светом.
И на этой ступени стояла милая Марфа; поэтому Он и мог сказать: «Одно только нужно, конечно». Я и ты, хотя бы только раз объятые вечным светом, Мы – «Одно». «Двуединое же есть такой возгоревшийся дух, место которому выше мира, но ниже Бога лишь на окружности вечности». Он двойствен, ибо не видит Бога без посредства. Мысль и действительность, или познание и предмет познавания, для него не сливаются еще в одно. Но эти оба не суть еще Бог; ибо лишь тогда становишься Богом, когда дух безусловно свободен. Тогда Одно – Два и Два – Одно: свет и дух! Эти Два – Одно, покуда душа объята вечным светом.
Выражение «на окружности вечности» еще нуждается в пояснении.
Три пути к Богу открыты для души. Путь первый – это всевозможными способами, горя желанием, искать Бога во всяком творении. Его подразумевал царь Давид, говоря: «Во всех вещах искал я покоя».
Другой путь есть путь без выбора и указания, свободный, но трудный, а именно: вознестись и быть на высоте небесной над своим «я» и над всеми вещами без воли и представления, чтобы не иметь никакой опоры в существе. Это имел в виду Христос, восклицая: «Блажен ты, Петр! Плоть и кровь не могли внушить тебе этого (но вознесение разумом), когда назвал ты Меня „Богом“: Отец Мой небесный открыл тебе это!» Но и Петр не видел Бога в полной обнаженности Его, он был только восхи́щен силой Небесного Отца выше всякого различения «на окружности вечности». Я бы сказал, что в объятиях Небесного Отца, полных любви, но слишком бурных, он потерял сознание: застывший в полете дух, восхищенный до потери сознания, находится во владычестве Небесного Отца. Тогда сверху прозвучал ему сладкий земной голос (телесные чувства его тут, конечно, были ни при чем), как непосредственное познание единства Бога и человека в лице Небесного Отца – Сына. Я с уверенностью утверждаю, что если бы Петр уже тогда непосредственно увидел Бога, так сказать, по естеству, как это было дано потом ему и Павлу, когда Павел был восхищен на третье небо, то даже речь Верховного Ангела показалась бы ему еще слишком грубой. Между тем тот голос произносил различные восхваления, в каковых, конечно, вовсе не нуждался Иисус, Который смотрит в глубину глубин сердца и духа, ибо имеет непосредственный доступ в открытую для Него тайну каждого! (На это и указывает святой Павел, когда говорит: «Был восхищен один человек и слышал такие слова, которых не выговорит ни один язык».)