Он оглядывает зверинец накачанных головорезов и сумасшедших с дикими глазами и останавливает взгляд на пустой камере напротив моей.
— Твой партнёр, Пол Барк. Знаешь, что он уже начал поджигать снова? Выждал всего неделю после того, как вышел. Он набрал около трёхсот человек, претендующих на членство в этой… как они это называют? «Церковь Огня»?
Похоже, они растут. Все подразделения нервничают. Даже федералы стоят на ушах.
Я смотрю в пол.
— В свои шестнадцать вы создали успешный культ. В вас есть что-то, что движет людьми. Это интересует меня, как бизнесмена.
— Пошёл вон, — бормочу я.
Он снова хихикает и встаёт. Охранники забирают его стул и отпирают замок.
— Ты прав только в одном, — говорит мистер Атвист. — Ты лучше них. Но не из-за своих моральных притязаний.
— Тогда почему? — говорю я сквозь зубы.
— Ты лучше остальных, потому что ты Атвист, а они — нет. У тебя есть будущее, а у них — нет.
В моей ракушке появляется крошечная трещина. Перед тем, как я успеваю её запечатать, оттуда проблескивает отчаяние.
— Ты можешь вытащить меня отсюда? — спрашиваю я у дедушки. Он улыбается.
— Конечно, могу.
Он уходит.
* * *
— Р, — говорит Джули.
Мои глаза уже открыты, но я моргаю, возвращаясь в настоящее.
— Ты в порядке?
Стандартный вопрос, который часто задают незнакомцы. Я отвечаю так, как он этого заслуживает: пожимаю плечами и киваю.
— Ты же знаешь, что это не твоя вина, — говорит она, и мне нужно время, чтобы понять, что она говорит о недавней бойне, а не о тёмном пути, развернувшемся в моих воспоминаниях.
— Это не твоя вина, — повторяет она. — Ты поступил так, как считал правильным, в соответствии со знаниями, которые имел на тот момент. Это всё, что можно было сделать.
Она не в моей голове, и мне становится тревожно оттого, насколько мне полегчало. Было время, когда я не хотел ничего сильнее, чем пригласить её туда, чтобы она узнала мои мысли, узнала меня. Когда я отменил это приглашение? Мне бы хотелось, чтобы она отпустила грехи негодяю из моего подвала, но она с ним даже не встречалась.
— Мы по-прежнему летим с Исландию? — спрашиваю я.
Мы сидим на полу в хвосте самолёта и наблюдаем за её матерью, грызущей мясо на своих пальцах. Джули сдалась и больше её не останавливает.
— Р, — говорит она, бросая на меня страдальческий взгляд. — Ты понимаешь, что я должна была это сделать?
— Ты понимаешь, что мы не можем её спасти?
Не похоже, что это мои слова. Кажется, это его. Ожесточенного юноши, который дуется в своей камере, шепчет проклятия через решётку. Он зовёт своего двойника, девушку в подвале Джули? Сиротку, покрытую шрамами, которая плачет во сне и убивает, не моргая, которая убеждена, что недостойна любви?