Вены на моей шее вздуваются. Боль пронзает позвоночник, и я могу поклясться, что мозг поджаривается, как мясо в микроволновке. Я смотрю на эти страдания с балкона своего отеля, делая снимки фотоаппаратом с большим зумом. Боль реальна. Я понимаю, что я в агонии. Но мне всё равно.
Чёрный Галстук убирает провод, и Жёлтый и Голубой выжидающе смотрят на меня.
Я пожимаю плечами.
— Бесполезно демонстрировать свою выносливость, — с приклеенной улыбкой говорит Голубой Галстук. — Вы не переживёте нашу беседу. Она будет продолжаться до тех пор, пока не наступит один исход из двух возможных.
— Первый вариант — вы работаете на нас, — говорит Жёлтый Галстук.
— Второй — вы умираете.
Я снова пожимаю плечами.
— Я уже был мёртв. Это не так уж и плохо.
Теперь они улыбаются уже не так уверенно. Я наслаждаюсь тремя секундами своего триумфа, затем пичмены вскидывают головы и прислушиваются. Я слышу за стеной позади себя шум, грохот мебели, приглушённый крик. Пичмены неподвижно и бессловесно рассматривают меня, словно радостные манекены, и будто ждут чего- то.
Из-за стены раздаётся громкий стон боли, смешанный с яростью и возмущением.
— Пошли на хер! Пошли на хер, разодетые мешки с дерьмом! Перекачанные ублюдки!
Джули.
Я дёргаюсь под своими путами, пытаясь развернуть стул в другую сторону.
— Джули! Я здесь!
Снова вскрик. Теперь в нём больше боли, чем гнева. Ни слова.
— Что… с ней делают? — рычу я, и моё самообладание тает в приступе паники.
— Мы делаем ей аналогичное предложение, — говорит Жёлтый Галстук.
— Она тоже устойчива к боли? — спрашивает Голубой Галстук.
Крики Джули становятся всё громче и громче, а потом внезапно обрываются, переходя в плач.
Я зажмуриваюсь. Я вижу фейерверки. Я вижу огонь. Я вижу, как он пожирает крыши, я вижу выбегающих из школ детей. Я вижу восхищенные лица, аплодисменты, отблеск оранжевого света в глазах и бутылку с заправленной в неё пылающей тряпкой в моей руке…
Я вижу дешёвую коробку из фанеры, опускаемую в яму, проповедника, который прыскает на неё, словно мочится в туалете, а дураки смотрят на это и притворяются плачущими…
Я вижу в лесу женщину-блондинку, она избита и окровавлена, её глаза полны отвращения. Она приставляет к своему лбу мой пистолет…
Я открываю глаза.
Джули привязали к стулу рядом со мной. Наши плечи почти соприкасаются.
Она смотрит на меня и виновато улыбается, а её глаза мокрые и красные.
— Привет, Р, — говорит она.
Её лицо покрыто мелкими синяками. Нижняя губа разбита и раздута. На шее чуть повыше ключицы — моё любимое место для поцелуев — сине-коричневые следы от ожогов.