Минуту Поузи думает об этом, потом кивает:
– Хорошо.
Леа хлопает в ладоши.
– Отлично! Ты раньше была в комнате для записи? – Поузи качает головой. – О, не беспокойся, это просто. Проходишь через дверь, устраиваешься поудобнее перед микрофоном, можешь сесть на табурет, можешь стоять, как хочешь, потом надеваешь наушники. Сбоку есть кнопка, ее можно нажать, чтобы общаться с нами в комнате звукоинженера. Можешь начинать, когда будешь готова.
– Хорошо, – говорит Поузи и закусывает нижнюю губу.
Она медленно встает, затем идет чуть неверной походкой в другую половину студии. Я слежу за ней взглядом. Она доходит до табурета и отставляет его в сторону. Затем она видит микрофон, и глаза ее загораются.
– Она смотрится там очень естественно, – говорит Леа. – Давайте придвигайте стулья к микшерному пульту.
Мы с Меган тащим пару эргономичных кресел на колесиках из угла комнаты и придвигаем их к огромному микшерному пульту – немного наклонному столу с, наверное, миллионом кнопок на нем. Я вдруг испытываю признательность за то, что на моей камере кнопок гораздо меньше, хоть они и довольно хитрые.
– Впечатляет, да? – спрашивает Леа, пока я таращусь на ряды и ряды рычажков.
– Еще бы!
– В подвале школы у нас таких три, – вставляет Меган. – Последние модели, подарок выпускника.
– Ну, значит, вам очень повезло. Мне не приходилось сталкиваться с этими малютками, пока я не подписала контракт с Sony. До этого свои записи я делала в собственной спальне…. Поверьте, когда у тебя трое младших братьев, в доме нет места, где было бы тихо.
Раздается короткий звуковой сигнал, и едва слышный голос доносится из динамиков.
– Думаю, я готова, – говорит Поузи.
Леа нажимает одну из клавиш консоли.
– Отлично!
Мы все смотрим сквозь стекло на Поузи, но она не смотрит на нас, ее глаза закрыты, и она кивает в такт неслышной музыке. А потом, почти без предупреждения, поет партию Марии «Этой ночью» из «Вестсайдской истории».
Когда ее невероятное сопрано наполняет комнату, мы все трое откидываемся в креслах, пораженные ее талантом, чувствуя, как мурашки бегут по всему телу.
И когда пение заканчивается, Леа Браун вскакивает и бурно аплодирует.
Поузи возвращается назад в операторскую, и ее щеки пылают после исполнения такой трудной партии.
– Спасибо, ребята, – говорит она, а мы продолжаем аплодировать. Даже Меган присоединяется к нам, не в силах сдержать свое восхищение.
– Это просто потрясающе, – говорит Леа. – Девочка, у тебя настоящий талант.
– Спасибо, – повторяет Поузи. Но тут же вешает голову. – Хотя проку от этого все равно нет. Там, в комнате, когда на меня смотрите только вы… Этого я не боюсь. Но поставьте меня на сцену, и будет совсем другая история.