— Что из этого? Скоро стану гражданином Германии.
— А как вы сможете приехать в Москву? По приглашению — и только. Я не хочу, чтобы вы, мой дорогой, зависели от частных приглашений, потом решали проблему жилья, боясь кого-то стеснить, или платили бешеные деньги как иностранец за номер в гостинице. Наконец, мне бы очень не хотелось, чтобы вы заделались совсем иностранцем, стали забывать Россию, к которой успели привязаться. Поэтому я решил прописать вас здесь, в этой, простите за высокопарность, квартире, и тогда вы получите российское гражданство. Вот так.
— Петр Александрович… — Генрих развел руками, но не смог ничего сказать — в горле стоял ком.
— Молчите и слушайте, когда говорит старший среди равных. Это не просто какая-то жилплощадь, которая всегда останется в вашем расположении и при моей жизни, и после меня. Это, подчеркиваю, гражданство, российское гражданство, которое даст вам возможность приезжать сюда, или в Петербург, или куда душа ваша запросит в пределах России. Понимаете? Никаких приглашений, вызовов, турпоездок и командировок не нужно. Захотел — приехал.
Генрих молча обнял старика, который уже не мог сдерживать слезы.
— Разве это возможно? — неуверенно спросил Генрих.
— Я никогда не пользовался никакими привилегиями, кроме пенсии, ни как бывший фронтовик, ни как отец убитого в Афганистане солдата. А теперь я сделаю все, чтобы прописать вас здесь. Только не спешите с подачей документов, пока я не докручу свою идею до последнего витка.
— Но как вы собираетесь это сделать? — спросил Генрих.
— Я же вас не спрашиваю, как вы там оперируете своих пациентов. Позвольте подробности оставить за скобками. Лучше вытащите вон из того ящика шкатулку, а то мне трудно нагибаться.
Генрих подал ему старинную лаковую японскую шкатулку со всякими секретами и отделениями.
Петр Александрович извлек из нее такую горсть орденов и медалей, что, попробуй он нацепить все это на грудь, получился бы настоящий иконостас.
— Завтра я приколю их на пиджак и, как принято нынче говорить, — вперед!
— Неужели так и пойдете? — удивился Генрих, зная скромный нрав своего старшего друга.
— Почему бы и нет? Если мне удастся прописать вас и вы получите паспорт гражданина России, это будет мой день победы. Вот и начнем, помолясь.
Потом он щелкнул маленьким ключиком, и внутри шкатулки отворился крохотный ящичек. Там, аккуратно завернутая в розовый лоскуток шелка, лежала прядка золотистых волос.
— Это первые волосы моего Гены, — сказал Петр Александрович, разворачивая сверточек.
— Гены? — удивился Генрих.