Добрая жизнь пока шла у кузнеца Малея. Изба его просторная, высокая (на подызбице), с горенкой и летней повалушой. За избой был огород с садом. Проворная, скорая на ногу Олеся, то обихаживала грядки, то управлялась по избе, то бегала за водой на колодезь.
Прасковья не нарадовалась: приделистой, работящей оказалась Олеся, и не скажешь, что купеческая дочь. Об отце и матери старалась не вспоминать: зачем ранить девичье сердце, коль ей Лазутка оказался милее.
А Лазутка пришелся явно ко двору. Малей, обычно скупой на похвалу, и то как-то обронил:
— Зело толковый у меня подручный, Прасковья. Его хоть сейчас в кузнецы ставь. Смекалистый коваль! А главное, работает с душой.
А как-то племянник и вовсе удивил. Малей, усевшись на груду железа, озабоченно молвил:
— Руда кончается. Надо кричникам кланяться.
— Была нужда, — хмыкнул Лазутка. — Сами добудем.
— Добыть можно, а варить?
— Сварим, дядя Малей. Какой разговор.
Кузнец поправил сыромятный ремешок, перехватывающий на закопченном лбу седые пряди волос, и изумленно глянул на племянника.
— А ты что и крицу варить можешь?
— Так, ить, на селе в ковалях ходил. За рудой к кричникам не набегаешься. Да и большие деньги заламывают. На селе кузнец всё делает сам — и мечи, и копья, и сохи кует. Сам же и руду добывает, и крицу варит.… Болота с рудой ведаешь?
— Да как кузнецу не ведать. И челн найдется.
— Вот и добро, Якимыч. С утречка и тронемся.
Волгой плыли версты три, а затем Малей протянул вправо руку и показал на узкую речонку.
— До болот доведет.
А где-то через полчаса Малей изронил:
— А теперь греби на протоку.
Вскоре Лазутка выпрыгнул на берег и потянул на себя челн.
— Глянь, сколь мху и кочкарника. Вот здесь наши кричники и добывают руду.
Заболоченная луговина тянулась до самого леса на добрую версту. Всюду виднелись ямы с набросанными вокруг их кучами бурой земли.
С двумя бадьями и заступами, в длинных бахилах,[91] мужики пошли вглубь луга. Лазутка дотошно осматривал каждую груду и, наконец, определился, остановившись подле глубокой и довольно обширной ямы с обвалившимися краями. Малей присел и опустил заступ, кой окунулся в воду едва ли не до половины держака.
— Ну и выбрал же ты яму. Вода урчит и булькает и пузырями исходит, да и дно вязкое. Как бы зыбун не засосал, — озабоченно молвил кузнец.
— Это такого-то дылду? — сверкнул белыми, крепкими зубами Лазутка. — И яма добрая и руда здесь отменная.
Лазутка спустился в яму и принялся выкидывать куски ржавой маслянистой грязи.
— Примай, дядюшка. Набивай бадьи!
Кузнец помял руками куски и довольно крякнул: руда и впрямь отменная.