— Та дэ ж вас носит?
Ксеня замешкалась на пороге.
— Здравствуйте! — Стала расстегивать ботики на одеревеневших ногах.
— Боже ж мий! — запричитала мать. — Хто ж у таку погоду у такой обувци изде. Проходь сюды. Замэрзла?
— Ноги замерзли, зашпоры зашли.
Мать отвела Ксеню на кухню. Кликнула Феклу. Послала за холодной водой в сени. Налила в таз:
— Знимай чулки, ставь ногы у воду.
— Та не надо, мам.
— Знимай, кажу, бо хворобы не мынуваты. Як зашпоры выйдут, тоди скажешь.
Боль была нестерпимой, будто в пальцы воткнули сотни тонких иголок. Ксеня опустила ноги в холодную воду, не чувствуя ее стылости. От большой русской печи несло жаром и пахло овчиной: на припечке лежал полушубок.
Щеки у Ксени раскраснелись.
Тут вбежал Михаил с рюмкой водки, с соленым огурцом на блюдце.
— Пей.
— Да ты что?
— Пый, пый! Зараз поишь горячих блынив, зовсим отогриешься, — сказала мать Ксене.
Анастасия Сидоровна подбросила несколько кизяков в печь, в трубе весело загудело. Поставила сковородку на жар. Сняла ряднушку, которой была покрыта макитра с тестом.
Из зала доносился неясный говор. Бубнили все разом, ничего нельзя было разобрать, но верх брали мужики: их голоса слышались явственнее.
Дядьку Мартына Ксеня признала сразу, со слов Михаила — коренастый, чернявый, волосы коротко острижены, ежиком. А дядька Демка? Знала только, что он старше Мартына и что Алексей характером пошел в него. Неугомонный. Когда Алексей был маленьким, то у дядьки Демки дневал и ночевал.
— Дядька Демка, ну давайтэ поборымось… — И пыхтел изо всех своих детских силенок, упирался, не хотел ложиться на лопатки.
Бывало, дядька поддавался ему, и тогда ликованию не было конца: Алеша всерьез принимал победу.
Холод постепенно вытравлялся, боль в пальцах стихла. Ксеня вытащила ноги из таза.
— Теперь разотры их, — наказала Анастасия Сидоровна. — Та як же ты робышь? Давай я сама.
Ее руки были сухими, горячими, крепкими. Ноги у Ксени стали приятно гореть, покраснели.
— От и все, — сказала Анастасия Сидоровна. — Надягай чулки и ходимо снидать.
— Мам, зеркало у вас есть?
— Та зеркало в зале.
— Прическа не растрепалась, мам?
— Та ни. Гарна, гарна!
Ее наплоенные, волнистые темные волосы были хорошо уложены. Лицо у нее с мелкими чертами, но красивое: ровный нос, яркие губы. Ксеня, однако, была недовольна своим лицом: ночь не поспит — глаза втянуло, щеки запали, как с креста снятая. Вот у Марфы, сестры ее, лицо всегда круглое, розовое, цветущее. И вся она круглая и пышная.
Сняв ворсинку с зеленого шерстяного платья, Ксеня вслед за матерью вошла в зал. Все головы повернулись в ее сторону: никто ведь как следует еще не разглядел «Михайлову жинку». Молодая женщина засмущалась, залилась румянцем. Свекровь подметила это и — на выручку: