— Та ты сидай, сидай… Та наливай же, Демка, со здоровьицем усих!
Дядька Демка, длинноносый, худощавый, сидевший по левую руку, не заставил себя ждать, налил всем, выпил первым, крякнул, потрогал кончик уса. Дядька Мартын опрокинул свою чарку в рот, на секунду задержал дыхание, потом шумно выдохнул. Захрустели на зубах соленые огурчики, пахнущие сельдереем и укропом, захрумтела, сочась, твердая пелюска[1].
Мать принесла на тарелке пышущую жаром гору блинов, Фекла достала из погреба два больших глечика с кислым молоком. Разлили его по блюдцам. Блины брали руками, обжигаясь, сворачивали в трубочки, макали в молоко. Анастасия Сидоровна положила на блюдце Ксене румяно-желтый каймак, дала ложку:
— Ешь, ешь…
Ксеня ела плохо, чувствуя на себе любопытные взгляды. Ее посадили рядом с Феклой, женой Максима. Низкорослая, щупленькая Фекла не без зависти косилась на ятровку[2].
Ксеня чувствовала себя неуютно под этими косыми взглядами, а тут еще дядька Мартын, выпив вторую рюмку, завел:
— Жинка у тэбэ гарна, Мишка. А все ж таки должон тоби сказать: чи тоби мало було наших дивок, шо ты взяв городску?
Михаил слушал, застенчиво улыбаясь, и это обидело Ксеню: что же он?.. Слушает, улыбается и не вступится за нее!
А дядька Мартын продолжал:
— Шо воны, городски, умиють. Тики фигли-мигли у них на уме.
— Дядька Мартын!.. — Хотя в их семье не принято было перебивать старших, Михаил не выдержал.
— А ты слухай! — повысил голос Мартын.
— Та чого ты напустився на молодайку? — вступилась Анастасия Сидоровна.
— Нехай знае, шо Мишку мы в обиду не дамо и фиглей-миглей не допустимо.
— Та шо ты там балакаешь, не знаючи людыну, замовчь лучше.
— Вси воны, городски, таки, — не сдавался Мартын.
— А ты шо, знався с ними? — вскинулась тетка Химка, жена Мартына.
Дядька крякнул, замолчал.
— Ты, дочка, не слухай. Дядька Мартын у нас така гроза: погримыть тай осядытся.
— Мишка! Ты бы рассказал, шо у великим свити робыться. Ты к ему ближче.
Дядька Демка улучил момент, потянул на свое. Он уже наелся, чинно сидел за столом, покручивая кончики блестящих усов. Дядька Демка интересовался политикой, международной жизнью. При встречах с Михаилом он всегда спрашивал его: шо там робыться у великим свити?
— А знаете, дядя, что на той неделе завод наш переходит на семичасовой рабочий день. Да не только наш — все заводы и фабрики. И это будет самый короткий рабочий день в мире…
Все примолкли. Новости Михаила всегда были интересными.
— Но это только начало, — продолжал Михаил. — Скоро мы создадим такую индустрию, которая будет производить все, от швейной иголки до аэропланов.