— Расслабьтесь. Я уже не психую, — добавила она спокойно.
И процитировала:
«I am a woman in love
And I’d do anything
To get you into my world
And hold you within
It’s a right I defend
Over and over again
— На самом деле я знаю, что делаю, но из песни слова не выкинешь, — заметила она. — Имею право и попсиховать немного, нет? — задала риторический вопрос, обращаясь, прежде всего, к Лео, а тот только небрежно откинул длинные пряди назад и едва пожал широченными плечами, мол, «Да, на здоровье. Мне-то что…»
Повисшая пауза превратилась в неловкое молчание, но Фреда, как ни в чем не бывало, уселась за стол и продолжила поглощать сэндвич и чай. Остальные тут же оттаяли, тихо заворчали, заворочались.
— Сколько до рассвета? — поинтересовалась она.
— Меньше часа, — ответил Лео.
Фреда подняла на него глаза.
— Если за это время он не появится… — начала она.
— Я уже понял, — перебил ее вампир. — Отправишься на его поиски. Дудочка и крыса — это вы. Образно говоря.
— Я не крыса, вообще-то, но я не обиделась, — хмыкнула Фреда.
— Чего ж обижаться на правду, — отозвался Борегар. — Но тут еще непонятно, кто из вас кто.
Лео разглядывал раскрасневшееся лицо сосредоточенно жующей Фреды.
— И ты не спеши собираться в крестовый поход, — нехотя проворчал он. — До рассвета еще есть время. Он вполне может успеть.
* * *
Каково это, когда тебя ждут? Не чего-то ОТ тебя, а именно ТЕБЯ?
Когда в ожидании есть подлинная тревога, желание ускорить время и сжать пространство до двух точек, между которыми остается только провести кратчайшую прямую — «от тебя до меня».
Он уже не помнил такого, а, может, никогда и не знал.
Его рождению предшествовало традиционное ожидание желанного дитя. Но само появление на свет превратилось в жестокую пытку. Свирепствовала чума, и мать, носившая ребенка, подхватила смертельную заразу, передав ее не рожденному младенцу.
Он пробирался в этот мир, будучи обреченным, подвергая смертельной опасности себя и роженицу. Благодаря необыкновенному искусству врачевания отца, желавшему спасти, прежде всего, жену, все чудом обошлось, но пережитые страх и страдания въелись в кровь и сознание родителей и ребенка, навсегда омрачив светлый миг явления новой жизни.
В день, когда он был обращен в вампира, Рейнхард навсегда исчез из жизни своих родных. Все, кроме отца, думали, что он мертв и приняли утрату, сказав «прощай». Отец знал правду, и ждал его. Но лишь для того, чтобы покаяться и передать навеки утраченному сыну частицу тайны, которую не мог унести с собой. Слишком тяжким грузом была эта тайна даже для того, чтобы тащить ее в могилу.