Кстати, я его вчера во время боя не заметил, он где-то пропадал, может, нарыл чего вкусного, зря ж блестеть не будет.
– Здравия желаю, товарищ капитан, разрешите обратиться!
– Младлей, может, я сперва личико омою, понимаешь ли, некультурно с немытой харей общаться с бравыми младшими лейтенантами.
Младлей хлопает глазами, и, видимо, движения его ресниц и есть разрешение на мордомывство. И я бегу в северо-западном направлении в поисках воды, ну, щобы оросить животворной влагой заспанную мордуленцию, а почему именно в северо-западном, да хрен его знает, сонный же. Натыкаюсь на колодец, у колодца какая-то пани набирает воду, и я терпеливо жду, когда паненка наберет два ведра воды и свалит с горизонта. Пани набрала не спеша воду и ушла, покачивая ведрами и бедрами, то есть бедрами и ведрами, стоп!!! Плевать на шикарные бедра полячки, может, она мне классово чуждая. И вообще Маша! Блин, вот я свинья, теперь рядом Анюта, а я мало того, на польские попки засматриваюсь, так еще и о Маше размечтался.
Закидываю ведро в колодец и вытягиваю, скрипя цепью, затем ставлю ведро на бортик колодца и начинаю омовение. А с полотенцем засада, их нет у меня, и, омыв лицо и руки, пытаюсь осушиться по-собачьи, и от меня во все стороны (кроме колодца) летят веселые брызги. Все, я готов, как говорится, и к труду, и к обороне, ну, конечно, больше всего я готов к завтраку. Вдруг сзади кто-то как гаркнет:
– Разрешите обратиться, товарищ капитан! – Оборачиваюсь, а это Великов.
– Ну, ты, Великов, прям репей, скотч прямо какой-то, ну говори, чего хотел.
– Мы, товарищ командир, пленили командира 264-й легкопехотной дивизии[245] Вермахта полковника Отто Штирмайера и в довесок к нему коменданта стации майора Генриха Кноблауха.
– Так, так, так, они что, сами к тебе приперлись, мол, милый младлеюшка, заарестуй нас, противных? И вообще, ты завтракал?
– Нет пока, товарищ капитан.
– Ну вот, пошли вместе позавтракаем и поговорим, как ты, поросенок прыткий, смог таких кабанов спеленать.
Нашли мы Цыбикова, и тароватый (щедрый) бурят отвалил нам от своих щедрот две банки сосисок консервированных и банку какой-то каши, он же подогнал чаю и галет. Не пожадничал замзампотыл, а че жадничать, мы ночером захватили станцию, и тут много чего вкусного (даже в гастрономическом смысле слова). Вдруг из ниоткуда возникает Анюта, смотрит на меня осуждающим взглядом (уснул я без нее) и сама сервирует нам стол. Дима начинает рассказ, у Бусинки все готово, и она, вслушиваясь в великовское бормотание, наливая себе эрзац-кофе, присаживается к нам.