По соседству с Федотовыми, за тяжелой дверью, обитой кофейного (кофе с молоком) цвета клеенкой, обитали две старые девы, сестры Надежда Петровна и Любовь Петровна. Хотя Большой Сундук принадлежал им, они не участвовали в парламентских схватках, редко появлялись на кухне и даже яичницу жарили в комнате, за что их не раз обещали оштрафовать пожарные. Однако новости о предполагаемой реконструкции пробудили в них любопытство, и, поймав в коридоре Бориса Аркадьевича, они пригласили его в свой девственный будуар.
— Боря, если не затруднит…
На круглом столике стоял фаянсовый чайник с ситечком, Бориса Аркадьевича усадили, налили чаю, предложили печенья и вафель (визит был обставлен по-светски) и, стоило ему сделать первый глоток, накинулись с расспросами.
— Ходят слухи, что нас будут ломать! Это правда? Надежда Петровна даже звонила в Моссовет, но ей толком ничего не ответили, и вот мы подумали, может быть, вы в курсе. Ведь у вас брат архитектор.
Борис Аркадьевич сознавал, что не слишком усердно отрабатывал свой чай, но что он мог ответить им, коренным москвичкам, знавшим здесь буквально все: и когда подвозят хлеб в булочную, и когда выключают фонтан на площади! Поэтому он лишь повторял свое: «Возможно… Наверное…» — а сам целыми днями пропадал на Арбате, мерз на холодном ветру, тер бесчувственное ухо и любовался скульптурами гречанок в заснеженных нишах. В длинном пальто до пят (пуговица болталась на нитке), с портфелем без ручки он походил на блаженного. Его чудачества не на шутку встревожили Федотовых, и состоялся даже разговор между Борисом Аркадьевичем и Глебом Аркадьевичем, к которому всегда обращались при семейных затруднениях.
— Не сотвори кумира, Боря, а ты сотворил… Ты культ какой-то создал! Настоящий культ! Сейчас это как-то, знаешь, неудобно, несвоевременно…
Между тем реконструкция началась, и сквозь плотно закрытые створки окон Борис Аркадьевич, отгородившийся от всего мира, все-таки слышал, как то и дело во двор вбегали мальчишки, оглашая окрестности криком: «Собачку ломают! Айда смотреть!» Исчезала Собачка, исчез сквер Большой Молчановки, исчез дровяной склад. Подбегая в одно прекрасное утро к любимому дворику, арке с чугунными воротами или церквушке, Борис Аркадьевич заставал лишь обломки. Правда, он многое успел сфотографировать, и эти фотографии занимают теперь около трети альбома. На них очень хорошо видна исчезнувшая часть Арбата, давно застроенная новыми домами…
На самом последнем снимке, аккуратно вставленном в прорези, Федотовы сфотографированы все вместе — старшие благопристойно сидят на стульях, младшие выстроились сзади, и эта привычная композиция семейного портрета завершается присутствием