8 историй (Резник) - страница 3

Ну, надо же, какой заботливый! Вита села в машину, завела мотор и посмотрела на пассажира, который все так же болтал, но теперь по-грузински.

— Едем куда?

— Что вы сказали?

— Едем куда?!

— На Ахматовой, тринадцать.

Всю дорогу Вита неловко молчала. Уж больно обидно ей было и за небрежное «баба», и за свою обувь. Давно она не встречала таких мерзких личностей! А ведь он даже мог ей понравиться! Большой, брутальный самец…

Женщина подкатила к обычной серой девятиэтажке, каких миллион, притормозила.

— Вот, возьмите, — мужчина протянул довольно внушительную сумму денег.

— Это слишком много, — заметила Вита, возвращая лишние, на ее взгляд, купюры.

Здоровяк оттолкнул ее руку небрежным жестом и пробурчал, уходя:

— Это за простой.

Буквально пять минут спустя, пришел новый вызов. Вита, которая все еще хмуро рассматривала свой «гонорар», встряхнулась, отгоняя от себя негатив, и покатила по указанному адресу. Это был отель, и, в противовес первому вызову, здесь ее действительно ждали. Худой невысокий мужчина. Волосы немного припорошены сединой, породистый нос… Возраст определить было трудно. Ему могло быть как пятьдесят, так и на десяток лет больше или меньше.

— Добрый вечер. С праздником, — приветливо улыбнулся мужчина. Ну, надо же, какой контраст. Первый — хам, второй — сама любезность! — Мне на Софиевскую. А перед этим в какой-нибудь цветочный, — добавил он, нервно разглаживая полы дорогого, но явно неприспособленного под местные холода пальто.

Вита открыто улыбнулась, задорно поинтересовавшись:

— На свидание?

Мужчина вскинул на нее испуганный взгляд, а потом улыбнулся и кивнул головой:

— Свидание… Запоздалое.

А потом у пассажира зазвонил телефон.

— Мама! — как-то обреченно протянул мужчина, поднося трубку к уху.

История 1. Борис и Соня

— Здравствуй, мама.

— Здравствуй, блудный сын. Не звонишь матери, а меня уже нога замучила. Все болит, и болит!

— Мама, — откашлялся мужчина и неловко взглянул на Виту, которая из-за громкости динамика телефона прекрасно слышала весь разговор. — Твоей ноге уже восемьдесят лет, чего же ты хочешь?

— Другой ноге тоже восемьдесят, но она не болит.

Борис закатил глаза, а Вита улыбнулась, наконец идентифицировав национальную принадлежность мужчины. Еврей, ну, конечно же… И настоящая еврейская мама, судя по всему.

Да… Мама в жизни любого еврейского мальчика — это особая тема. Мама Бори Меерсона — и вовсе величина. Порой ему казалось, что она занимает собой всю его жизнь. И так было всегда. С самого сопливого детства. Борис мог припомнить сотни случаев, которые были тому подтверждением. Например, когда он подрался с Изькой Розенфельдом, мама заорала в окно: