— Все хорошо, Савелий Игнатьевич. Немного голова закружилась.
Ложь. Он это понимает. Не может не понять, зная ее настолько хорошо. Выжидает несколько минут, пока она не приходит в себя, и заводит к себе в кабинет.
— Рассказывай. — Нетерпеливый приказ.
— Это был Иванченко, Савва. Там… в операционной. Он не будет ходить, да?
— И трахаться тоже не будет! — Зло выдает Савелий. — Ты почему мне сразу не сказала, что это он?!
— А что бы это изменило?
— Я бы не оперировал этого мерзавца! А ты… Почему не ушла?! Как вообще выдержала?! Зачем? — Мужчина вплотную подошел к жене, и даже немного ее встряхнул.
— Это наша работа, Савва. Только и всего, — прошептала Малика.
— Работа?!
— Да. Долг. И не говори, что ты бы оставил его без помощи.
Савелий замолчал, яростно сжимая кулаки.
— Я бы поручил его другой бригаде.
— И он бы не выжил.
— Тогда туда ему и дорога! Хотя… Пусть поживет инвалидом. Помучается!
— Савва, — одернула мужа Малика. — Не нужно злорадства. Он уже наказан. Небом. Видишь, ничего в этой жизни не проходит даром. Каждый поступок окликается. Каждое слово. Так что не гневи Небо, любимый. Для нас все уже позади. Его ад только начинается.
Савелий фыркает и отходит к окну. Выдыхает.
— Ты каждый раз напрягаешься, когда я подхожу к тебе со спины.
Малика вздрагивает. Прячет глаза.
— Я знаю… — шепчет. — Психолог говорил мне, что ситуацию можно изменить, если вытеснить плохие воспоминания хорошими.
— Это как? И почему ты мне раньше об этом не говорила? — тут же завелся мужчина.
— Думаешь, так просто об этом говорить? — пожала плечами Малика. И пока решимость ее вновь не покинула, добавила, — Психолог предложил мне пережить все, что сделал со мной насильник. Только с любимым мужчиной.
Савва снова подошел к жене. Смерил ее внимательным взглядом:
— Ты к этому готова?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
— Сегодня. Как только закончится этот безумный день.
Но в тот раз выполнить обещание не удалось. Во-первых, попросту не было сил, а во вторых… Родители мерзавца, узнав о том, чем окончились развлечения сына, обвинили бригаду Рослова в намеренном причинении вреда пациенту. Малика почернела, осунулась, едва не умерла, пока муж боролся за свою репутацию. Она не могла себе простить, что из-за нее Савва подвергся такому унижению. Что врачу его уровня в принципе приходилось оправдываться. Но Рослов не был бы Рословым, если бы не сумел доказать свою правоту. И только после этого женщина смогла вдохнуть свободнее. У нее как будто камень с души свалился. И стало как-то… все равно. Чего давно уже не было. Абсолютное равнодушие. Не к мужу. А к произошедшей с ней беде. Отпустило. И дело даже не в том, что виновный сам себя наказал, а просто, видимо, время пришло. Да и приоритеты сместились. Зачем вспоминать плохое? Зачем погружаться в это снова и снова? Все прошло… У нее прекрасный, любимый муж. Она счастлива. Ну, было в ее жизни горе, да… Но теперь-то все хорошо. Малика даже Савве не говорила о том, что ей пришло в голову совсем недавно — она простила насильника. Поняла, что, если не отпустит обиду — закостенеет в ней навсегда. И она простила. Сходила в церковь, поставила свечку за здравие, прочитала короткую молитву. И когда вышла из храма, поняла, что и ее душа очистилась.