Все-таки отказ. Достойно уважения. Мадог ожидал этого, но стоило попробовать, хотя нужно взглянуть правде в глаза: Эльте очень сильно потерял бы в очках, если бы согласился предать Лазаря.
– Хорошо, Канцлер, – Мадог кивнул, – я понял вас. Надеюсь, мне не нужно объяснять, что ждет вас дальше?
Сквозь неплотно задернутые гардины в комнату начали пробиваться первые лучи рассвета.
– Нет, милорд. Ваши намерения были предельно ясны.
Канцлер поднялся и вдруг сделал то, чего Мадог никак не ожидал – он подошел к окну и решительным жестом раздвинул шторы. Комнату залило сияние предрассветных сумерек. Канцлер задул свечи, а потом повернулся к Мадогу. Сначала Мадог увидел лишь то, что ожидал: бледное худое измученное лицо человека, который мало времени проводит на свежем воздухе и слишком много работает. Но вот он всмотрелся в эти черты. Канцлер отбросил волосы с лица. Мадог почувствовал, как пальцы невольно сжимают подлокотники кресла.
– Мы с вами встречались раньше? – хрипло спросил он.
– Нет, милорд, – Канцлер покачал головой, – вы никогда раньше не встречались с Канцлером Эльте.
От этих слов Мадог почувствовал, как кровь отлила к сердцу.
– Вы ведь с Севера?
– Да, милорд.
– У вас была сестра?
– Нет, милорд, у меня никогда не было ни брата, ни сестры. Я родился и вырос в северной деревне под названием Штайн, мою мать забрало море, когда мне было три года. Меня воспитал отец, он был рыбаком, жил в хижине на самом берегу. Он умер четыре года назад. Его звали Брим.
Повисла тишина, в которой было слышно только тяжелое дыхание лорда Мадога.
– То, что вы говорите, – наконец произнес он, – не имеет никакого смысла.
– Разве, милорд? – Канцлер развязал шарф на шее, снял камзол и закатал рукава рубашки, утреннего света было более чем достаточно, чтобы Мадог смог разглядеть его фигуру. – Разве то, что я говорю, не имеет никакого смысла?
– Этель… – прошептал Мадог.
Волосы, закрывают лицо, чтобы сгладить его слишком женские черты, избегать яркого света, чтобы те, кто не должен, этих черт не разглядели, мешковатый костюм, чтобы скрыть женские бедра и грудь, длинные рукава, чтобы закрыть женские руки, шарф на шее, чтобы скрывать отсутствие кадыка.
– Да, милорд, – она улыбнулась. – Это я, Этель. Я Канцлер Запада, герцог Валлардии и наместник Северных побережий, я правая рука Императора Лазаруса, я десять лет пишу вам письма, и я помню, как бьется ваше сердце.
Мадог поднялся и встал напротив нее. Он был выше Этель почти на голову.
– Это невозможно… – прошептал он.
– Возможно. И я рада, что ваше чудесное спасение на Севере вы увековечили на одной из фресок в собственном дворце.