На берегах Муссы деревья совсем другие – прямые и высокие, они тянутся к синему небу. А здесь, на скудной и твердой почве, деревья низкие и скрюченные, с темной листвой. Уже наступила весна, но я нигде не видела сочной молодой зелени. Над горами, низкими равнинами и искореженной землей завывал ветер, и в его голосе звучала боль.
Так вот почему те, кто шел за золотом, были дураками. Они сбивались с пути сразу после того, как доставали компас и делали первый шаг. Когда я подумала о родителях, в груди начал расти холодный ком. Они шли на север, думая: «Там золота на миллионы, и в воздухе чувствуется лихорадочное волнение. Мы вернемся богатыми, как царь Мидас. Передай моей девочке, что я ее люблю». Неужели они такие же глупцы, как и остальные?
– Эй, ты в порядке? – Пенелопа стояла рядом, а Волк свернулся у моих ног. Сколько времени я уже тут торчу?
– Не знаю, что делать, – сказала я. – Эта земля не любит людей.
– Халвестон вон там, – показала Пенелопа. – Его еще называют «Воротам к богатству».
У подножия горы расположился город – я таких огромных в жизни не видела. К нему вела одна большая дорога, а от него расходилось штук десять маленьких. Словно одуванчик – на одном стебле сотни маленьких пушинок, торчащих во все стороны. Значит, Север здесь и заканчивается, потому что дальше даже дороги нормальной не сыскать. Я словно дошла до края мира.
Халвестон располагался в высохшем устье реки – между гор осталась темная расщелина. Наверное, во время Большой Глупости бомбы выжгли всю долину и высушили реку. Земля была усеяна прогнившими серыми пнями. Из этих деревьев построили Халвестон, и он все продолжал расти, расползаясь, словно кровь по снегу. Скоро станет такой же большой, как Кувер-Сити. Я хотела ненавидеть этот город – и не могла. Чувствовала, что по его улицам бродили мои родители. Мама покупала здесь картошку и платья, а отец торговался, чтобы продать подороже ведро с золотом.
Еще полдня вниз по склону, и я буду совсем рядом с ними. Я смотрела на огромные здания и пыталась отгадать, в каком они живут. Кровь начала бурлить, словно кастрюля жаркого на медленном огне. Родители дико обрадуются, когда увидят меня, скажут, как ждали и верили, что я их найду, а я расскажу им все мои истории. О буре и летающем столе, о сумасшедшем преподобном, об отравленном озере и о том, как я плавала на корабле в каюте первого класса. Только о Крегаре и Лайон я им не скажу ни слова. Никогда.
Мы будем разговаривать до утра. И все, что мне нужно, отвести Пенелопу в контору, где выдают разрешения.