Умно повернул разговор Бабинов, без обид и неприязней. Сразу видно, уступчивый человек, свойский, добротворный. С таким легко поладить.
После бани выпили новые знакомые крепкого меду и совсем подружились. А на другой день сунулся Кирилка к Бабинову со своим дорожником — де почитай на досуге, не спутал ли я чего-нито по своему неполному знанию. И оказалось, что Бабинов совсем грамоты не ведает. Не привел Господь учиться письменному слову и числу. Да и зачем, коли у него для этого грамотей есть? Хотел позвать грамотея, но Федоров-сын сам взялся ему дорожник читать.
Много неточных мест оказалось в записях у Кирилки, но Бабинов хитромудр: прежде чем указать на ошибку, непременно похвалит за наблюдательность и живой интерес к дороге.
Пока они разбирали кирилкины росписи, Баженка набрал себе наконец казачий десяток. Он вдруг понял: дальше тянуть некуда. День святой мученицы Дарьи — рубеж, за которым начинается новая жизнь. И для него, и для Кирилки. Теперь, когда Федоров-сын за ум взялся, заботливая тень Баженки ему не очень-то и нужна. Пора по-настоящему за службу браться.
Первым Баженка позвал к себе под начало Ивашку Згибнева. Ясновидец ему ой как нужен будет. И силач под вид Петрушки Брагина. И миротворец Иевлейка Карбышев. И молчун трудяга Левонтий Толкачев. И песельники Саломатовы. И безотказный Климушка Костромитин. И закаменевший сердцем, но не озлобившийся Оська Упадышев. Еще двух казаков Кирилка приглядел в Верхотурье. Васька Боленинов понравился ему любовью к коням. Сам он родом с реки Болы, прежде служил на Москве в стрельцах, потом на Лялинском карауле в дозорщиках. Да прискучило ему стоять на одном месте. Вот и решил податься на Томское ставление. А с ним увязался Пешко Кожевников, Соликамский житель, застрявший по своим делам в Верхотурье. У него тот же, что и у Боленинова интерес: новые земли повидать, себя в новом деле показать.
Два переменных дня пролетели незаметно. Утром третьего обоз двинулся дальше. Неудача Плещеев сказал на прощанье:
— Путь вам чистый через наши ворота. Спасибо, что не застряли.
— Какие ворота? — не понял Кирилка.
— А эти вот, — воевода вычертил у себя над головой круг, объединяя Троицкий утес с постройками Верхотурского города. — В Сибирскую сторону.
Кирилка поразился: а и впрямь сибирские ворота. Перевальный проход из Европы в Азию. Незримая черта. Радугой повисла она над Бабиновой дорогой. А сбоку от нее буднично стоял сам Бабинов.
— Кланяйтесь нашим, как увидите своих, — добавил он к прощальным словам воеводы. — Счастливо до места добраться. Даст Бог, свидимся еще.