Она подвела девочку ко мне и вложила ее маленькую ладошку в мою руку. Я машинально сжала ее и, улыбнувшись, спросила:
— Как тебя зовут, крошка?
— Тея, — ответила девочка и дотронулась второй рукой до моего живота.
По телу понеслась горячая вспышка. Я проснулась и села на постели, обливаясь горячим потом и бессмысленно глядя в полумрак. Голос девочки отдавалось в голове серебряным звоном, в животе пульсировало что-то теплое, невидимое глазу, совсем крохотное и живое. И я прижала ладони к коже и повторила шепотом:
— Тея…
Я не рассказала Ю Шэн-Ли об этом странном сне, да вскоре и позабыла о нем: дни понеслись с пугающей быстротой, а сны, подобные этому, больше не снились.
Просыпались по побудке рано утром, вместе с Шэном я делала зарядку, потом наступало время легкого завтрака, а следом нужно было разучивать альтарские иероглифы, чтобы не перепутать «птицу» с «пулей», а «город» с «быком». Особенно досаждал мне иероглиф «доблесть».
«Внимательнее, хозяйка», — подсказывал в голове невидимый Умник. — Утолщение чернил в этой черточке легко превратит «доблесть» в «поросенка».
«А „доблестный воин“ сразу станет „поросячьим“»! — радостно подхватывал Забияка.
— Хрю! — ворчала я, вздыхала и старательно выводила зигзаги и черточки снова.
Кроме правописания приходилось ездить верхом, драться на кинжалах и стрелять по мишеням из мушкета. И если в рукопашной я оказалась не слишком умела, что налево и направо объясняла травмой спины, полученной еще до мобилизации, то стрельба получалась все лучше и лучше.
— Семь из десяти! — улыбался меня Ю Шэн-Ли. — Ты делаешь успехи.
— Рад стараться, господин Ю! — браво чеканила я и думала, что сказал бы Дитер, если бы увидел свою жену в мужской одежде, да еще и с мушкетом в руках.
В целом, жизнь в военном лагере оказалась не слишком трудной. На правах адъютанта я отстранялась от тяжелой физической работы, а варить рис или резать мясо на кухне, равно как мыть посуду и чистить конюшни мне было не привыкать. К тому же, на конюшнях я неожиданно подружилась с Ченгом — тем самым мальчиком, который первым встретился мне в лагере. Он оказался бойким и словоохотливым, про себя я звала его «сыном полка» и, пожалуй, это был единственный воин в Железной гвардии, кто относился к странному фессалийцу по-простому и без предубеждений.
— Эх, если бы у моего отца были деньги, чтобы отправить меня на обучение в академию! — всякий раз вздыхал Ченг, когда разговор заходил о будущей карьере. — Я бы стал уже лейтенантом, а не выгребал конский и птичий навоз. Но есть такие парни, как я, и такие, как ты, Мар-Тин, или Фа Дэ-Мин.