Он вроде умный, а оправдания у него всегда глупые. Лаборатория взорвалась — рука дрогнула. Все книжные полки в библиотеке по цепочке упали опять же потому, что рука дрогнула.
И меня чуть на рога своей химеры не нанизал из-за дрогнувшей руки!
Напомнив себе, что император обещал опекать эту ходячую неприятность, я опустил рукав на браслет, ударом распахнул дверцу и выскочил на запруженную улицу.
Офицеры сопровождения сдерживали любопытных прохожих. Несколько держали на прицеле Лавентина, но я дал отмашку, и они опустили пистолеты.
Шестилапая коричневая вся в рогах химера, чуть не превратившая меня в труп на шампуре, потупила восемь глаз.
В двуколке за её спиной лохматый Лавентин чесал затылок. Робко улыбнулся:
— Прости, я не хотел…
Горло болело, я хрипло отозвался:
— Не хотел меня убить? Не верю. Твои действия, знаешь ли, квалифицируются как государственная измена.
— Это случайность.
И сидел он весь такой наивный, глазками светлыми хлопал. Беззаботный, никем не проклятый, почти вольный в выборе спутницы жизни…
Во мне полыхнул гнев:
— Слезай!
— Но я тороплюсь…
— Слезай немедленно! — я стиснул кулаки. — Сию секунду!
Он слезал, а я отчитывал:
— Ты чем думал, когда на своей зверюге нёсся сломя голову? Ты меня чуть не убил, понимаешь? Два сантиметра левее — и я был бы трупом!
— Прости…
— У трупа моего ты бы тоже прощения просил? А в суде что делал? Как бы оправдывался?
— Как обычно, — тихо отозвался Лавентин.
И я вздохнул, накрыл глаза ладонью, покачал головой.
Он когда-нибудь повзрослеет?
Сквозь свои размеренные вдохи я слушал рокот голосов. Конечно, не каждый день посередине улицы министр внутренних дел устраивает выволочку зарвавшемуся длору.
Надо это чудо уму разуму учить. Я опустил руки и приказал:
— В тюрьму.
— Что? — захлопал ресницами Лавентин.
— В тюрьму ты сейчас сядешь. Дня на три, — немного хрипло пояснил я. — А если к концу этого срока не отучишься твердить «не виноват», то на все шесть.
— А потом? — Лавентин моргнул.
Иногда казалось, он обладает магией очарования, хотя наследовать её не от кого. Я тряхнул головой, избавляясь от желания простить это великовозрастное дитя, и отчеканил:
— Если не исправишься, то даже если я уже не буду министром, ты продолжишь сидеть в тюрьме.
Подумав, Лавентин ошеломлённо уточнил:
— Разве тебе не на ком жениться? Совсем никто не хочет?
Тут не только офицеры сопровождения и прохожие, но вроде даже камни мостовой прислушиваться начали.
— Я не хочу. — Я схватил Лавентина под локоть. — Всё, поехали в тюрьму на перевоспитание.
— Но я тороплюсь.
— Ничего, дела подождут.