— Заходит во все комнаты подряд.
Выбравшись из тесной каморки, я медленно двинулась к стене с ящиками для украшений.
— Значит, он ищет родовой браслет, — задумчиво протянула я, поглаживая свой. — Мне казалось, для заключения брака нужны оба браслета.
— Длор Эоланд женился с помощью родового кольца. Но потом он, конечно, надел бы на жену браслет.
— Значит, хочет подстраховаться, чтобы Раввер не женился?
— Да.
Я потрогала треснувший от пинков деревянный ящик. Удивительно, как дом идеально имитирует материалы. Затем развернулась к шеренгам развешанных платьев. Из-под подола выглядывала монетка с зазубренными краями. Удивлённая столь необычной формой, я подошла ближе и подняла кругляш.
Он оказался шестерёнкой с полусферами чёрных камушков.
— Хм, — встав на четвереньки, я стала искать остальные монеты Эоланда.
Пол задвигался, стаскивая их ко мне, пока не подтянул все пять. Только на одной камушки были красные.
Вроде шестерёнки как шестерёнки, никаких номиналов. Может, здесь по цвету камней стоимость определяли?
— Это деньги такие?
— Нет, деньги выглядят иначе.
— Хм, — ещё более задумчиво произнесла я.
Шестерёнки были с потёртостями, словно их использовали в механизме. Если Эоланд уронил их случайно, он вернётся. Бросив шестерёнки на пол, я отошла поближе к своему укрытию.
— Эоланд не спохватился? — уточнила я. — Не идёт за ними?
Помедлив, Саранда задумчиво произнесла:
— Он в кабинете хозяина. Подсыпает что-то в графин с водой.
Я задохнулась от негодования. С трудом уточнила:
— И вы бы Раввера об этом не предупредили? Не помогли бы?
— При прежних установках — нет. Мы бы этого даже не увидели: длорка Нейзалинда запретила за ним следить.
То есть Эоланд уверен, что Раввер выпьет то, что он ему подсыпал, и никто об этом не узнает… Да что это за родственники такие?
***
Голова гудела. Казалось, аргументы императора утрамбованы в неё слишком плотно и пытаются разорвать череп изнутри.
С точки зрения логики он прав: я хотел служить стране, я получил такую возможность, и даже проклятие можно использовать для усиления государства. А использовать надо всё, ведь от этого зависели судьбы миллионов людей и тысяч длоров. Но…
Я не мог похвастаться восхитительным хладнокровием императора. Не мог легко принимать решения, в результате которых прольётся чья-нибудь кровь или разрушится жизнь. Сколько себя помню, стремился стать таким, но не получалось, всё равно я слышал голос глупого сердца и совести.
Как стать настолько же расчётливым? Как научиться без сожалений обрекать на смерть? Говорят, император обрёл безжалостность, а заодно и нетерпимость к простолюдинам, после смерти сына от рук террориста-черундца. Мне после смертей стольких жён, после всего увиденного при подавлении восстания в Черундии, тоже пора стать равнодушным к любой смерти. Но не стал… и это тяжело.