Неизвестный стал известным всему миру 1 декабря 1962 года, когда в Манеже открылась выставка, посвящённая тридцатилетию Московского Союза художников. Оттепель – опасная пора, легко можно схватить простуду или поверить в то, что погода наконец-то налаживается: следом, как правило, идут крепкие заморозки. Мэтрам соцреализма приходилось нелегко – то здесь, то там появлялись, как дерзкие первоцветы, новые художники, претендующие, понимаешь, на собственное видение. А разве может быть собственное видение в стране, где даже видения должны укладываться в канон, как в прокрустово ложе? Следовало выжечь эту заразу, как язву на теле советского искусства, – и лучше не размениваться на мелкие удары и тычки, но сразу вдарить по ней самым мощным оружием. Никита Сергеевич Хрущёв, ценитель номер один, был приглашён на выставку почётным гостем – а среди участников оказалось столько нонконформистов, сколько получилось отыскать. Предпочтение, что удивительно, отдавалось евреям – это чтобы наверняка. Работы были размещены так, дабы посетитель первым делом видел самые сложные, новаторские, непривычные. Наивные нонконформисты если и подозревали подвох, то всё же надеялись на лучшее: каждый считал, что сумеет объяснить дорогим гостям, в чём состояла идея и почему женский торс работы Неизвестного ничем не напоминает, например, Венеру Милосскую.
Неизвестный вместе с коллегами находился на втором этаже Манежа, когда в здание вошёл Хрущёв со свитой. Когда гроза приближается, мы чувствуем её движения и предугадываем удар грома прежде, чем появится молния. «Дерьмо собачье, – кричал Хрущев. – Это же педерастия! Так почему педерастам надо десять лет давать, а этим – орден?»
Ценитель номер один не желал восхищаться «фабрикой уродов», как окрестят впоследствии в газетах работы скандальной выставки. Он бурлил и кипел не хуже Неизвестного, а свита почтительно оттеняла его гнев продуманными репликами, и гневно сведённые брови Брежнева темнели на заднем плане знаменитых фотографий: возмущённый глава государства и никому не ведомый скульптор стоят друг против друга, как на ринге.
Эрнст не спешил сдаваться – мужчина, чьё детство прошло в Железнодорожном районе Свердловска, не умеет пятиться прочь от обидчика. В детстве он дрался так, что чужие родители, бывало, отказывались признавать его мальчиком из интеллигентной семьи. Предлагая Хрущёву пройти к его работам, он, по сути, дал по морде общественному мнению – этот ещё и рыпается, поглядите-ка! Но Эрнст считал, что сумеет объяснить, а Хрущёв – выслушать и понять. Любой сможет понять, почему этот женский торс выглядит так, а не иначе.