– Ужасно болит голова, – как можно убедительнее простонала я. – Простите, мне нужно лечь. Спокойной ночи, матушка, отeц, Том…
– Прекрасных снов, Ребекка, – неуверенно ответил мой друг.
Не оборачиваясь, я поднималась по лестнице: зная, что за моей спиной происходит оживлённое, полное изумления переглядывание моего семейства с пока ещё несостоявшимся женихом.
В конце концов, Чейнзы должны были приехать только завтра. И я имею полное право провести эту ночь свободным человеком. Хотя бы эту последнюю ночь.
Пусть даже на волоске от брака.
***
Тупик. Οткуда, почему, почему сейчас?!
Я долго бежала в ночи, пытаясь скрыться от своего преследователя в зелёном лабиринте, но тщетно. Волк гнался за мной по пятам, и сейчас, когда я обернулась, уже ждал.
Он был близко. Слишком близко. До этой ночи я считала выражение «горящие глаза» просто фигурой речи, но его глаза, слишком умные для обычного зверя, горели хищным огнём.
Я пятилась, пока не упёрлась спиной в стену, – и тогда волк, торжествующе оскалившись, кинулся вперёд.
Последним, что я увидела, были сияющие разноцветные глаза…
Я села в кровати, задыхаясь, дрожа от липкого холода, ползущего по спине. Вокруг расстилалась тьма моей комнаты, сквозь открытое окно доносился далёкий волчий вой.
Сон. Это был только сон.
Какое-то время я ещё прислушивалась к звукам ночи. Затем откинулась на подушку, чтобы почти сразу заснуть.
Второе моё пробуждение вышло немногим приятнее первого. Я открыла глаза от дикого вопля, прорезавшего утренний воздух. Вскочив и выглянув в окно, увидела подле крольчатника кричащую Нэнси: девушка явно была на грани обморока.
Я не мешкала, одеваясь и спускаясь вниз, – но когда подошла к крольчатнику, другие домочадцы уже толпились вокруг. Нэнси, должно быть, увели; я увидела Бланш, обмякшую на руках у отца, бледное лицо Тома и зеленоватое – матери, ңо слишком поздно услышала предостерегающие крики, чтобы не успеть обратить взор на распахнутую прутчатую дверцу.
Дверцу, за которой…
Зрелище заставило меня отшатнуться, судорожно дыша, чтобы справиться с внезапно подступившей тошнотой.
– О, боги, – невольно вырвалось у меня. – Разодраны в клочья…
– Кто это сделал? – прошептал Том.
Белизна его щёк спорила с молoчным цветом моего платья. Неожиданно: никогда раньше не замечала в друге подобной слабости.
– Волк, – мрачно отозвался отец. – Нэнси говорит, она вставала ночью и слышала вой. Где-то рядом.
– Я тоже, – припомнив своё ночное прoбуждение, сказала я.
– Бедная Бланш, – всхлипнула матушка, – она так любила играть с пушистиками…