Какой смысл был заставлять переносить дома? От старых слуг в доме Октазии слышала, будто этим Император желал изгнать из своей столицы нищих, но беднякам построили хлипкие лачуги, смотревшиеся не хуже тех, что я вижу сейчас.
Мотивы градостроительных заскоков Императора должны интересовать меня меньше всего, но почему-то не могу перестать задаваться этим вопросом.
В каком-то из домов разражается истошным воплем ребёнок. Брехает пёс. Патруль, наконец, сворачивает за угол.
Выжидаю пару минут. Посмотрев по сторонам, перебегаю улицу. Снова оглядываюсь — и мчусь по кривым улочкам вглубь полуразрушенных кварталов. Здесь совершенно другие ощущения. Окрылённая, я бегу дальше. Странно, но звука шагов не слышу, только пение птиц.
В свете дня бросается в глаза ещё одна странность: за восемнадцать лет сквозь камни мостовых трава не проросла. На некоторых крышах проросли деревья, но полотна улиц выглядят так, словно их покинули совсем недавно.
Застываю: а что, если в старом Викаре обитают духи? Вдруг они бродят тут по ночам?.. И что тут делал Император? Сговаривался с ними?
Ноги слабеют. Я опускаюсь на ближайшее, покосившееся, крыльцо, обхватываю колени руками.
Император… Зажмуриваюсь — и вижу его яркие, изумительные глаза. Весёлые глаза. По ним ни за что не скажешь, что их хозяин — великий завоеватель.
Вспоминаю руки, прикосновения, сжигающие меня дотла.
Никогда такого не чувствовала.
Даже сейчас, стоит вспомнить его поцелуй, его почти небрежные ласки — и под кожей разливается тепло.
Зачем я его так сильно приложила, идиотка этакая?
Прячу пылающее лицо в ладони. Как наяву вижу возвышающегося надо мной Императора. Слышу чарующий голос, как он журит меня.
Наконец задумываюсь о его признании, как он в личинах других людей спасал меня от Вездерука. Воспоминание о попытке меня подкупить разжигает в груди и щеках настоящий пожар, помогает задавить сожаление об ударе по его голове. Император никогда не поймёт, как унизительно, когда тебя покупают, точно скотину.
Подкрадываются слёзы. Нащупываю скрытый под тканью кожаный ошейник, тяну — до боли в шее. Он трёт кожу, душит меня. Он заклёпан, так просто его не содрать. Ослеплённая слезами и паникой, я ищу, чем бы его перерезать: шарю возле крыльца, врываюсь в дом. Ошейник продолжает душить… неужели Октазия и впрямь использовала зачарованные ошейники?
Дышать нечем, кожаный жгут тянет меня прочь, но я вползаю глубже в дом, в маленькую комнатку с очагом. Прислоняюсь к стене и, просунув ладонь под ошейник, стараюсь ослабить давление. Краем глаза замечаю движение тёмного, поворачиваюсь: угол как угол, но из-под истлевшей кадушки выглядывает что-то узкое, рыжеватое.