В моей груди камень — не даёт дышать, тянет вниз. Хочется закрыть глаза.
— Отдаю в вашу власть, — почтительный голос отца.
— Принимаю в мой дом, — нервный голос принца.
Ладонь Императора лёгким прикосновением сжигает меня и толкает в объятия принца. Он укутывает меня своим плащом и ведёт сквозь поющую, танцующую толпу. Несколько раз спотыкаюсь, но принц и кто-то ещё придерживают меня.
Два белых коня бьют копытами, раскачивая украшенную цветами и лентами колесницу. Мама так дрожит, что едва не роняет факел. Я впиваюсь в руку Фриды, увлекая её за собой в колесницу. Стоило взять отца, но только сестра может меня понять: она знает, каково это, когда тебя выдают замуж по расчёту. Я прижимаюсь к ней крепко-крепко, так что принцу приходится обнять нас обеих. Он невозмутимо правит колесницей.
Сквозь чёрные блестящие пряди Фриды вижу маму с факелом, по её щекам текут слёзы. Вижу Императора, идущего в шаге от нас, бросающего на толпу настороженные изучающие взгляды. Фероуз сбоку от него накручивает украшенную золотом бороду на палец и пронзительно взглядывает на меня. Вижу весёлых, предвкушающих пир людей. И хмурую Октазию. Голоса сотен людей и музыка напоминают рёв моря.
Кажется, я упаду в обморок. Хорошо, что жених по традиции вносит невесту в дом: я бы споткнулась и упала. Прошедшая вперёд мама уже развела очаг, придворные и слуги на входе обсыпали нас целым водопадом фиников, орехов и монет — мы бы питались на это месяца два. Фрукты, орехи и монеты хрустят под ногами принца и следующего по пятам Императора, но эти звуки тонут в возобновившейся мелодии.
Точно во сне я смотрю, как мою сжатую в руке принца ладонь обвивают белой лентой, как лента сменяется браслетами, а затем мир отгораживают от меня тончайшей вуалью. Меня усаживают за отдельный стол. С одной стороны — мама, с другой — Фрида. На вопросы их и молоденьких аристократок не отвечаю, и меня оставляют в покое: сидеть, ждать своей участи и краснеть от шуток и песен, доносящихся с большого пиршественного стола, замирать от пожеланий изысканнейших наслаждений и плодовитости.
Ткань тонка, но я не могу разглядеть выражение лица принца Сигвальда. Он тоже шутит, смеётся, смотрит в мою сторону и время от времени поднимает кубки за моё здоровье. Сигвальд хорош, его звонкий голос полон предвкушения, но я не могу воспринимать его мужем, я в это не верю. Может, во время первой брачной ночи всё изменится… Снова краснею.
Наконец слово берёт Император, от звука его мощного голоса сердце замирает, а по телу проходит дрожь.
***
Ночь расправила крылья над белым дворцом, но празднование продолжается в свете цветных огней. Гости прибывают, и слуги с завидным упорством вытаскивают угощения и вино.