Тут было тихо, но у ворот, в калитках, во дворах — всюду были люди, стояли всё больше кучками. На Сивцевом Вражке та же картина. В доме Адашевых тоже никто не спал. Даже дети жались к взрослым. Многие дворовые челядинцы сидели на крышах: кто на палатах, кто на конюшне или амбарах. Даниила встретили отец и мать.
— Где это ты пропадал, сынок? — спросила первой Ульяна.
— Так на службе был в Кремле, матушка. А вы-то как здесь? В страхе, поди, пребываете?
— Куда от него уйдёшь! — ответил Фёдор.
Подошёл батюшка Питирим, спросил:
— Видел ли с колокольни Москву-то? Как она, сердешная? Ведь не иначе, как ордынцы подожгли. Они это умеют.
— Ежели бы знать, кто поджёг стольный град! А пошло всё с торга в Китай-городе.
Даниил заметил, что Катерина стоит, прижавшись к матери. Хотел подойти к ней, но что-то сдержало. Да и голод дал себя знать.
— Матушка, накорми нас. — И он представил Пономаря: — Это мой побратим. Он ноне спас меня от разбоя на торге. Иваном зовут.
— Как это тебя угораздило попасть в переделку? — спросил отец.
— А в Китай-городе, перед тем как загореться торговым рядам, побоище кто-то учинил. Думал властью разнимать, а тут все на меня…
— Не позавидуешь, — усмехнулся Фёдор.
— Так Ванюша с оглоблей прибежал и всех разметал, как Алёша Попович. Диво смотреть было.
— Низкий поклон тебе от родителей и спасибо. Как отблагодарить тебя? — обратился Фёдор к Ивашке.
— Кашей накормите, — с улыбкой ответил Пономарь.
И всем стало весело.
— Идёмте, сынки, идёмте, — пропела Ульяна и увела Пономаря.
Даниил остался возле отца и священника.
— Батюшка, Ванюша не только спас меня, но и поведал такое, о чём надо в Разбойном приказе подумать.
— Говори, Данила. При такой беде всякому слову надо внимать.
— Увидел он на торге карету, а рядом с нею человека в богатом кармазинном кафтане и в куньей шапке. Так тот кому-то в карету сказал такие слова: «Вот ноне и быть пожару!» Вскоре же господин и карета пропали, а там и запылали торговые ряды.
— Вот оно откуда, лихо-то! — покачал головой Фёдор. — А лицом-то какой из себя тот человек?
— Так в лицо-то не видел его Ванюша, со спины токмо. Кони же буланые и карета под чёрным верхом. Вот и всё, что ему ведомо.
— Сыск надо учинить, сыск! — твердо произнёс Фёдор. — Разбойный приказ на ноги нужно поднять. Нынче же утром, Ладно, сынок, иди в поварню. Да сосни малость. Глаза у тебя провалились от усталости.
Фёдор остался с Питиримом новость обсуждать, а Даниил подошёл к Авдотье, окружённой детьми. Ему хотелось хоть взором поласкать Катюшу.
— Здравствуй, матушка Авдотья. Страшно, поди, вам в такой Москве?