— А где же Пономарь? — спросил Даниил.
— Весь изранен, батюшка-воевода, лежит в кибитке, — ответил Никодим.
— Экая досада. Так прикатите кибитку сюда, — распорядился Даниил.
Вскоре кибитку привезли во двор мурзы, где располагался Даниил.
— Как ты, побратим? — спросил он Ивана.
— Да вот, казню себя за то, что подставил руки и ноги.
— Ваня, ты скоро встанешь в строй. А сейчас тебя повезут на корабль, и ты поведёшь все струги и ладьи в Ярылгачскую бухту. И вот что ещё: не оставляй в бухте Гезлёва ни одного судна, ни одной лодки. Люда у нас прирастает, да и рать ещё пополнится.
— Так и сделаем, Фёдорыч: все до последней лодки заберём.
— В помощь тебе новгородец Улеб. Он знает, как ходить морем. Так я говорю, Якун?
— Надёжный мореход, — ответил воевода Якун, вставший на место Пономаря.
— Теперь говорю вам, Степан и Якун, тебе, Никодим, тоже. Поднимайте всех воинов, и пусть они возьмут в городе все корма, какие есть, и погрузят на струги и ладьи. Нам с вами до Руси ещё далеко: не помирать же с голоду. И помните: делайте всё быстро, потому как после полудня уходим.
Даниил устал. У него закружилась голова от потери крови. Он закрыл глаза. Сколько времени был в забытьи, он не мог бы сказать, но когда открыл глаза, то увидел рядом с собой лазутчиков Митяя и Фадея.
— Прости, батюшка-воевода, что разбудили, — тихо сказал Митяй.
— С чем вы пришли? Где Антон? — обеспокоенно спросил Даниил.
— Он жив, но вытянет ли себя из небытия, не знаю. Его сильно ранило, — ответил Митяй. — Мы его на струге отправили на корабль.
Фадей полез за пазуху, достал что-то, завёрнутое в тряпицу, и, подавая Даниилу, сказал:
— Вот это он тебе велел передать.
Даниил развернул тряпицу и увидел маленькое чудо. На ладони у него лежала исполненная на мраморе камея с образом Екатерины. Портрет был создан в профиль, тонок и даже ювелирно. От него было трудно оторвать глаза. И вот она, ямочка на левой щеке. Он так любовался ею!
— Господи, как прекрасна Катюша! И какой же ты чародей, Антон! — Даниил почувствовал, что он плачет.
Митяй и Фадей молча поклонились Даниилу и, не замеченные им, ушли. А Даниил вытер наконец слёзы, приложился к камее и поцеловал её. Перед его взором промелькнули лики Глаши, Олеси, и он держал в руках образ своей первой любви. «Неисповедимы пути Господни», — подумал он и, вновь закрыв глаза, уснул.
В ранних сумерках конца мая полки Даниила Адашева покинули Гезлёв, и все воины конным строем двинулись на северо-запад к северной оконечности озера Донузлав, где оно переходило в Донузлавскую балку. Конечной целью пути была Ярылгачская бухта.