Когда они сели в одном из кабинетов, Бело сказал:
— Я приехал, чтобы забрать вас в Париж.
Жан-Марк выглядел, как зверек, попавший в капкан. Он хотел что-то крикнуть, но простонал только:
— Вы не имеете права!
— Почему? — без злости спросил Бело.
— Запереть меня тут, как зверя, как раз после того, что случилось…
— А что случилось, мой мальчик?
Вопрос и тон, которым он был задан, запутали Жан-Марка.
— Ну… чемодан… И отрубленная рука… моей невесты… Моей невесты! — Он зарыдал. — Вы не представляете… Никто не представляет!..
— Я приехал за вами потому, — сказал Бело, — что почти все произошло в Париже, и только в Париже мы можем распутать это мрачное дело. Мы должны иметь вас под рукой.
Жан-Марк перестал всхлипывать и искоса посмотрел на Бело.
— Понимаю. Значит, вы не считаете, что я… — Он запнулся. — Мы выезжаем сегодня?
— Завтра.
— Можно мне пойти домой, лечь?
Бело встал, Жан-Марк тоже. Сенвиль озабоченно следил за каждым его движением.
— К сожалению, это невозможно, — сказал Бело. — Вы понимаете, пресса. Для журналистов нет ничего святого. Тут вам будет спокойнее.
— Да, пресса, — промолвил Жан-Марк. — Хорошо.
Он молча проводил комиссара взглядом до самой двери. Оба полицейских вышли и сели в машину.
— Да, вы умеете работать, ничего не скажешь, — вздохнул Сенвиль. — Выпьете у меня рюмочку?
— Мне бы хотелось крепкого кофе, — ответил Бело. — Без чашечки хорошего кофе я не смогу уснуть.
Он не мог заснуть без кофе, но просыпался всегда легко. Уже ранним утром он хрустел рогаликом, запивая его горячей жидкостью, мало напоминающей тот напиток, которым его угощал Сенвиль, и одновременно проглядывал местные газеты. Пресса подняла такой шум вокруг отрубленной руки, словно вся история случилась здесь. Старая госпожа Берже взяла на себя всю тяжесть общения с репортерами. Она описала сцену с чемоданом холодно, точно, как в пьесе Мериме. Молодая госпожа Берже, мать Жан-Марка, осталась в тени. Несмотря на это, ее фотографию поместили в газетах вместе с информацией о кольце. Имя особы, для которой кольцо было предназначено, не упоминалось. Имелись два фото мадемуазель Сарразен — одно групповое, на каком-то приеме, на другом она была одна. Газеты поместили и фотографию Жан-Марка двухлетней давности, очень удачную, с одухотворенным загадочным взглядом. Упоминалось, что ни лионская, ни парижская полиция не представила никакой версии относительно личности убийцы.
От Сенвиля Бело узнал, что комбинат Сен-Поликарп начинает работу в восемь тридцать. Без четверти восемь он был на улице Дюмон. Измученный мужской голос спросил: