— Здравствуй, батюшка, — сказала она.
— Здравствуй, Лебедушка, — ласково ответил Ждан Медведь. — Посиди со мной.
Лебедушка присела на лавке.
— Зачем, батюшка, бревна из леса возишь? — спросила.
— Горницу светлую хочу к нашей избе пристроить. Для тебя.
— Зачем? Мне и в светлице моей малой хорошо.
— Это славно, что хорошо. А если перемена в твоей жизни будет?
— Научи меня, батюшка, как мне перемену эту сделать, — тихо сказала Лебедушка.
Ждан Медведь долго молчал, платком утирался. Наконец сказал:
— Тут научить трудно. Мира хочу душе твоей. Хочу, чтоб мир и покой были в новой горнице с тем, кого введешь в нее. А тут только ты решать можешь. К кому сердце лежит, к кому душа летит.
— Ты знаешь, батюшка, к кому.
— Ну, что ж, в добрый час. Вот только горницу по весне закончу. Хочу, чтоб первое время возле меня пожили. А каков он, твой суженый, окажется, сама увидишь. После свадьбы.
— Ты вот, батюшка, горницу светлую нам ладить собрался. А он меня прочь отсюда зовет.
— Сохрани тебя господь от такой напасти, — еле слышно, нахмурившись, сказал Ждан Медведь.
Зима уходила. Приближалась весна. Вот уж и великий пост подошел. Снега оседали, таяли. На взгорках проглянула земля. Малиново светилось на закатах небо. Ели в лесу стали будто еще чернее — стояли недвижные, ждали вешнего дыхания. Всякому зверю тяжело стало на снегу, напоенном влагой — отлеживались лесные жители в чащах, буреломах.
В один из таких сырых, вязких вечеров пришел к Ждан Медведю Васюта Выксун. Хозяин сидел за столом, читал книгу — страницы у нее были чудны и глаз ласкали цветом густого молока, а буквы шли черные, ровные, — уставом писаны.
Поздоровались. Ждан Медведь закрыл книгу, отложил в сторону.
— Божественное? — кивнул на нее Васюта.
— Божественное, — сказал Ждан Медведь. — Садись, Васюта.
Васюта сел. Молчал. Долго глядел на Ждан Медведя. Серые глаза доброго молодца то улыбались, то суровели, и чувствовалась в них странная тоска.
— Что скажешь? — прервал молчание Ждан Медведь.
— Пришел, батюшка, тебе челом бить, о райской птице говорить, что в тереме твоем живет, покою мне не дает.
— Молода еще та птица райская, — вздохнул Ждан Медведь, — да если у вас с ней сладилось, — что ж, — отвернулся, поглядел в окно, где разливался на небе алый закат, — от того не уйдешь. Воле вашей поперек стоять не буду. Одно только плохо…
— Что?
— Ты, Васюта, слышно, в мир хочешь отсюда уйти и Лебедушку увести?
— Хочу.
— Сгибнешь ты там. И Лебедушку погубишь.
— Не сгибну. Не погублю. Ты меня еще не знаешь. Я ухватист.
— Таких вас ухватистых — там конца-края нет. Потому и рвут горло друг другу.