событие. В книге автора «Львиное сердце» (глава II) со ссылкой на классиков объясняется, что такое «ретардирующий». Тут же можем сказать только, что это событие немного затормозило ход дел и нашего повествования, но остановить не могло никак.
Что же это за событие? Может, отказ (с криками и угрозами) нового преподавателя физкультуры Пшоня идти с учениками в поле на уборку кукурузы? Или первая открытка от Недайкаши в ответ на ежедневные Гришины послания (Недайкаша ответил: «Ваш вопрос решается»)? Или весть о том, что товарищ Жмак не может прибыть в Веселоярск на третью жатву по состоянию здоровья?
Да нет. Событие, собственно, было мелкое, случайное, просто бессмысленное, но задевало оно главного нашего героя, поэтому приходится о нем рассказывать.
В одно прекрасное утро (такой роскошный зачин выдуман в литературе очень давно, и грех было бы не воспользоваться им!) в Гришином кабинете появился человек, который был точной копией преподавателя физкультуры Пшоня и отличался от него только одеждой: на нем был костюм в широченную полоску, галстук в полоску еще более широкую, в руках он держал импортный плащ (серый в полоску) и черный берет.
— Здравствуйте, — сказал мужчина чуточку измененным (не таким скрипучим, как у Пшоня) голосом.
— Здравствуйте, — ответил Гриша.
— Шпинь, — сказал человек.
— Пшонь? — уточнил Гриша.
— Нет, Шпинь, — улыбнулся гость.
— А я говорю, может, все-таки Пшонь? — упрямо повторил Гриша.
— Я вам по буквам, — еще искреннее улыбнулся Шпинь-Пшонь, — вот слушайте: шило, пилка, ирха, нос, мягкий знак. Шпинь. Очень просто.
— А что такое ирха? — поинтересовался Гриша.
— Специально нашел слово на «и», означает: замша из козьей кожи. Деликатнейшая замша.
— Одну минуточку, — попросил Гриша. — Подождите, я сейчас.
— Да, пожалуйста! — воскликнул тот, пристраивая свой плащ, свой берет и поудобнее располагаясь на диване.
Гриша выскочил к Ганне Афанасьевне.
— Наш исполнитель здесь?
— На месте.
— Пошлите его, пожалуйста, в школу, пусть посмотрит, где там этот Пшонь.
— Сейчас и послать?
— Немедленно!
Гриша возвратился в кабинет. В черта-дьявола, в переселение душ, в ведьм и домовых не верил, но все же мог предположить, что на него наслано какое-то наваждение, что на самом деле ничего не было, только примерещилось, показалось ему, и в кабинете никого нет и не было вообще никого, только видение двойника Пшоня и мерцание воздуха от слов, будто сказанных, а на самом деле лишь воображаемых.
К сожалению, мистика и чертовщина продолжались. Пшонь (или кто там такой?), рассевшись на диване, закинул ногу на ногу и помахивал нечищеным, правда из добротной кожи, башмаком.