— Да, а на самом деле... почему эта книга?
Он долго что-то опять переставлял на столешнице.
— Потому что она о парне, который пытается выяснить, кто он. Пытается отыскать свой путь в этом техногенном обществе, но видно ему не реально найти то, что он хочет.
— Но существует много других книг, в которых герой пытается найти себя, — подтолкнула я его. — Почему именно эта?
— Потому что... не знаю, ладно?
Его беззащитность заставила меня откинуться на спинку стула.
— Ты знаешь. Просто не хочешь мне говорить.
Он резко поднялся со стула, ножки заскрипели по полу, я подпрыгнула на месте от неожиданности. Он отошел, тяжело ступая, сердито, через минуту вернулся, налив мне свежего, горячего чая. С легким стуком он поставил чайничек на стол. Чтобы не творилось у него внутри, он полностью держал себя в руках.
— Почему тебя это так беспокоит? — спросил он. В его голосе я уловила еле заметную боль.
Я была поражена.
— А почему меня это не должно беспокоить?
— Большинство людей в городе думают, что я бл*ть топором убил свою жену и похоронил ее в сарае под половицами.
— Ты слышал о себе все сплетни? — ляпнула я.
— Жителям Дуранго Фоллс следует научиться, как правильно распространять сплетни, — и в его голосе не слышалось ни горечи, ни злости. Его не волновало, что они думают о нем.
Я усмехнулась.
— Они слишком громко говорят, что могут разбудить даже мертвых, да?
— Я удивлен, что моя бедная покойная жена еще не поднялась из сарая и не отправилась к ним, начав на них охоту, — сухо произнес он.
Я рассмеялась и представила, что он тоже улыбается, и его шрамы тоже улыбались. Мы перестали смеяться одновременно. Возникла напряженная пауза. Я почувствовала, что он внимательно смотрит мне в лицо. Я уже просидела у него сорок минут.
— Скажи мне правду, Кит. Почему эта книга так важна для тебя? Пожалуйста. Я хотела бы узнать.
Я услышала шарканье ботинок по полу. Потом он заговорил, голос был каким-то далеким и глухим, словно он рассказывал мне откуда-то из прошлого.
— Я кое-кого знал… давно. Он был моим товарищем, приятелем, на половину англичан. Его мать была из Англии. Она не хотела его отпускать. Она все время ему звонила и плакала, как ребенок, умоляя вернуться. Мы все уходили из комнаты, когда она звонила. Это выворачивало душу. Не знаю, как он был в состоянии это выносить. Сейчас, мне кажется, что она понимала — если он уйдет, то не вернется.
У меня встали волосы на затылке. Я тоже самое чувствовала, когда мой брат завербовался и уехал в Афганистан. Я знала, что он не вернется. Но его друг, сколько бы я ни плакала и не умоляла его остаться, был полон решимости бороться за свою страну. Я сжала кулаки, крепко, чтобы остановить слезы, которые щипали глаза.