— Ты думаешь, это именно я тебе пишу?
— Что именно ты вырезаешь буквы маленькими ножницами, которые в твоем кармане, и именно ты выравниваешь их так же тщательно, как раскладываешь свои сокровища. Да, мы можем так подумать.
Васко в волнении затряс головой.
— Итак, кто-то хочет повесить убийство на тебя. Выбирай. Думай.
— Ты не такой, как я думал, — заметил старик с отвращением.
— Ну да.
— Я думал, что все, что ты любишь в жизни, это ходить по улицам и не надоедать никому.
— Нет. Я люблю надоедать всем. А ты нет?
— Возможно, — проворчал Васко.
— И я не люблю, когда кого-то убивают. И не люблю, чтобы мне об этом сообщали, независимо от того, какая у меня рожа. И не люблю типа, который пишет мне эти письма. И не люблю, когда что-то заявляет о себе, как о непобедимом, разве что гроза и только во время самой грозы. И не люблю, когда ты строишь из себя идиота. И не люблю полицейских. И не люблю собак.
Адамберг беспорядочно сложил все пять записок и небрежно сунул их в карман.
— Тебя не это нервирует, — сказал Васко. — Попытайся не нервничать.
— Я нервничаю, когда хочу. Представь себе, у меня есть для этого причины. Кого-то где-то хотят убить, и моя работа — этому помешать. Посчитаешь ли ты это смешным или не смешным, тем не менее, это моя работа. И у меня нет ничего, с чего начать эту работу. Ничего кроме, возможно, тебя. А ты — ты молчишь. Ты надуваешь щеки, потому что это очень благородно — не выдавать его полицейским. А это не тот случай, когда можно играть в благородство, потому что ты — моя единственная исходная точка, единственная!
— Впервые мне говорят, что я — исходная точка, — сказал Васко. — Мне это льстит, признаюсь.
Недовольный Адамберг сложил свои приборы на тарелке. Он медленно провел рукой по лицу, потирая щеки и лоб, как будто для того, чтобы успокоить нервы. Васко, сдвинув брови, чесал голову обеими руками,
— Ты сказал, что кто-то убит?
— Похоже на то.
— Кто?
— Я об этом ничего не знаю.
— А я, я-то здесь при чем?
— Убийца, козел отпущения, гротескная фигура, простое совпадение или вообще ничего. Выбирай. Думай.
Адамберг опустошил свой бокал и оставил две купюры на блюдце. Он почти успокоился.
— Я ухожу, — заявил он. — Оставляю тебе свой адрес на случай, если решишь помочь. Если надумаешь, не откладывай. Можешь прийти ночью. Бывай.
Он медленно вышел, толкнув тяжелый турникет, а Васко остался перед запиской с адресом и грудой хлама, разбросанного на столе.
Адамберг лег спать, стараясь ни о чем не думать. Ему самому не очень нравился способ подталкивать Васко, заявляя, что кроме него зацепиться не за что.