В раздражении Коста снова вытер рот:
– Чего ты от меня хочешь?
– Я не отпущу тебе твои придуманные грехи, Коста.
– Я хочу уйти отсюда. – Он повернулся, чтобы позвать конвой.
Но Маркус снова приблизился, положил руку ему на плечо, заглянул в глаза:
– Раз тебя и без того честили уродом, монстром, к этой мысли легко привыкнуть. Со временем ты понимаешь: по большому счету, это единственное, что делает тебя особенным, только так ты перестаешь быть ничтожеством. Твои фотографии – во всех газетах. Когда ты сидишь в зале суда, люди не сводят с тебя глаз. Одно дело – никому не нравиться, и совсем другое – внушать страх. Ты привык к безразличию или к презрению окружающих, а теперь они вынуждены смотреть на тебя. Они не отворачиваются, ведь следует разглядеть то, чего так сильно боишься. А боятся они не тебя, они боятся стать такими, как ты. И чем дольше смотрят на тебя, тем сильнее чувствуют себя другими. Ты представляешь собой их алиби, ты укрепляешь в них веру в то, что они – лучше. С другой стороны, для чего еще служат уроды.
Маркус вынул из кармана сутаны рисунок, найденный на чердаке. Старательно расправил на спинке скамьи, пододвинул к Николе Косте. Мальчик и девочка улыбаются среди зелени. Девочка в платьице, запятнанном кровью, и мальчик с ножницами в руке.
– Кто это нарисовал? – спросил заключенный.
– Настоящий Фигаро.
– Единственный Фигаро – это я.
– Нет, ты – мифоман. Ты признался только затем, чтобы придать смысл своему бесцветному существованию. Ты был молодцом, ты хорошо изучил все детали. Обращение в веру – тоже прекрасная мысль, так ты кажешься более убедительным. И я думаю, что полицейские были рады закрыть дело, которое грозило наделать шуму: три нападения на женщин, одно убийство, и ни единого подозреваемого.
– Тогда как ты объяснишь, что после моего ареста больше никто не пострадал? – выложил Коста свой главный козырь.
Маркус предвидел такое возражение:
– Прошел всего лишь год, но это – вопрос времени, он снова нанесет удар. Сейчас его устраивает, что ты в тюрьме. Готов поспорить, он даже подумывает бросить эти дела, но надолго его не хватит.
Никола Коста шмыгнул носом, его беспокойный взгляд беспрестанно перемещался с предмета на предмет.
– Не знаю, кто ты такой, патер. И зачем ты сегодня явился сюда. Но тебе никто не поверит.
– Признайся: тебе не хватает отваги, которая необходима, чтобы по-настоящему сделаться монстром. Ты присваиваешь себе чужие заслуги.
Коста с трудом сохранял спокойствие.
– Кто тебе это сказал? Почему я не могу быть мальчиком с этого рисунка?