| У нее не было наперсника, она не умела выставлять перед другими свои раны. |
| But when she lay awake at night by the organism which had once been her husband, she dwelt long and deeply on the martyrdom of her life. | Но лежа ночью без сна рядом с существом, которое некогда было ее мужем, она подолгу и в подробностях вспоминала свою мученическую жизнь. |
| What had she done to deserve it? | Чем она ее заслужила? |
| Always had she conscientiously endeavoured to be kind, just, patient. | Она всегда честно старалась быть доброй, справедливой, терпеливой. |
| And she knew herself to be sagacious and prudent. | Она понимала, что благоразумна и предусмотрительна. |
| In the frightful and unguessed trials of her existence as a wife, surely she might have been granted consolations as a mother! | За те ужасные и внезапные удары, которые она перенесла как жена, ей могло бы быть даровано утешение как матери! |
| Yet no; it had not been! | Но нет, этого не произошло. |
| And she felt all the bitterness of age against youth--youth egotistic, harsh, cruel, uncompromising; youth that is so crude, so ignorant of life, so slow to understand! | И она ощущала всю горечь столкновения зрелого возраста с юностью, с юностью эгоистичной, резкой, жестокой, непреклонной, с юностью, которая так неопытна, так несведуща в жизни, так непознаваема! |
| She had Constance. | Правда, у нее есть Констанция. |
| Yes, but it would be twenty years before Constance could appreciate the sacrifice of judgment and of pride which her mother had made, in a sudden decision, during that rambling, starched, simpering interview with Miss Aline Chetwynd. | Но ведь должно пройти двадцать лет, пока Констанция сможет оценить, сколь безмерно ее мать поступилась своими суждениями и гордостью, приняв внезапное решение во время этой бессвязной, натянутой беседы с жеманно улыбающейся мисс Алиной Четуинд. |
| Probably Constance thought that she had yielded to Sophia's passionate temper! | Возможно, Констанция считает, что она отступила перед необузданным нравом Софьи! |
| Impossible to explain to Constance that she had yielded to nothing but a perception of Sophia's complete inability to hear reason and wisdom. | Констанции не объяснишь, что она отступила лишь потому, что осознала полную неспособность Софьи прислушаться к голосу разума и мудрости. |
| Ah! Sometimes as she lay in the dark, she would, in fancy, snatch her heart from her bosom and fling it down before Sophia, bleeding, and cry: | Иногда, лежа в темноте, она представляла себе, как вырвет сердце из груди, бросит его кровоточащим к ногам Софьи и воскликнет: |