на широких волнах Енисея.
Ворк ничего не ответил на слова Чайки. Он осторожно осматривал ее, а Чайка, в свою очередь, разглядывала его кожаную фуражку, лицо, трубку, куртку, высокие сапоги со стальными подковками на каблуках.
Катерина вышла вон из землянки. Ворк задумчиво проговорил:
— Чайка, пойдем завтра на мыс к кресту.
Чайка ничего не ответила.
— Не пойдешь? — переспросил Ворк.
— Каждый год, — начала Чайка, — когда сверху приходил пароход, капитан-начальник ходил на мыс. Где капитан-начальник? Почему он не пришел?
— Капитан не плавает больше, теперь другой капитан, — ответил Ворк, — скажи, кто тебя научил говорить по-русски?
— У реки живем. Много русского народу приходит сверху на наши пески. Скоро русские у юраков все пески возьмут, — грустно заметила Чайка.
Ворк встал и, стоя у низкой двери, проговорил:
— Приходи завтра утром на мыс, к кресту. — Прощай, — донеслось уже из-за двери.
Чайка осталась одна и думала о Ворке.
…………..
— Чайка! — позвал Ворк, — пойдем на мыс.
— Аречта (сейчас), — донеслось из чума. — Ну, пойдем, — проговорила Чайка, вылезая из чума и здороваясь за руку с Ворком. Ворк пожал маленькую грязную руку с длинными, черными ногтями.
— Руки у тебя, Чайка, маленькие, только грязные. Надо руки мыть, — проговорил Ворк. — И волосы у тебя грязные и нечесаные. Заплела две косы по бокам, а в середине оставила хохол. И лицо тоже мыла требует. Я тебе, Чайка, хорошего мыла подарю, только мойся.
— У нас никто не моется, — просто об’яснила она. — У меня нет мыла. Русский теперь не привозит даже муки, нам не из чего делать леска (лепешки). Нет бисера, теперь русский скупой стал…
Некоторое время Ворк и Чайка шли молча. Чайка теперь больше не боялась Борка. Душа ее попрежнему повторяла заветное слово. Ей казалось, что из далекой тундры выходит навстречу что-то ласковое и светлое, как летний незакатный день. Чайка пыталась понять охватившее ее чувство. Ей хотелось закрыть глаза и так итти, прижавшись плечом к плечу Ворка.
— Вот и пришли, — сказал Ворк. — Устала?
Чайка не поняла ласкового слова. Ей было страшно и непонятно.
Ворк подошел к кресту, снял фуражку и молча смотрел на заросший голубыми незабудками холмик.