Марго ходила по комнате, рассматривала вещи, рылась в тумбочке, косметичке. Там не было ничего, что могло бы дать ответ на вопрос «Чем Алька его взяла?»
Один раз даже в порыве отчаяния Марго, сама не зная почему, украла у нее этот жуткий сарафан в подсолнухах. И вот вчера вульгарно напилась, потому что не могла больше выносить эту пытку.
Напилась, нарядилась в подсолнуховый сарафан, чтобы стать похожей на предмет страсти Остапова, и отправилась к нему в кабинет.
Что было дальше, Марго помнила смутно. То ей вспоминался злой Остапов, то хохочущий, она то плакала, то клялась ему в вечной любви, то обзывала Веревкину, пыталась ее пародировать. Кошмар!
У Чушкиной оборвалось сердце, когда она поняла, что придется увольняться, потому что после такого позора ее больше никто не будет держать на работе. Она залезла в душ — стало немного легче, но чем больше она трезвела, тем более жгучим становился стыд.
Выйдя из ванной, она бросилась искать среди пилюль, разбросанных на тумбочке, таблетку от головной боли. Слава богу, та отыскалась достаточно быстро. Когда боль немного отступила, Марго занялась ликвидацией следов своего пребывания в номере соперницы.
Не успела она выйти из комнаты, как зазвонил телефон. Это был Остапов.
После вчерашнего Степан был абсолютно деморализован. Пьяные страстные признания секретарши совершенно выбили его из колеи. Он никогда не рассматривал Маргариту в качестве объекта любовных грез. Да и вообще служебные романы не приветствовал, считая помехой производственному процессу.
Сотрудники об этом знали, поэтому на работе любовей не крутили. Или, может, крутили, но очень тайно, и Степан об этом не подозревал. И совершенно не догадывался о тех чувствах, которые он вызывает у своей помощницы. «Роман с секретаршей. Боже, как пошло!», — Остапов передернулся от отвращения. Ну и как ему теперь себя с ней вести?
А, может, она ничего сегодня и не вспомнит, так как была очень пьяна. Тут Степан представил Маргариту в Алькином сарафане, хмыкнул и покачал головой.
Надо было что-то решать. Чушкина в роли секретарши его вполне и вполне устраивала, а деловые качества Степан Аркадьевич ценил в человеке в первую очередь.
Остапов плеснул себе Хеннесси Эллипс, оставшийся после презентационного вечера в клубе. Благодаря Альке он знал, что этот коньяк отличается от других крепостью. Сорок три с половиной градуса. Коньяк разлит в хрустальный графин Баккара и имеет свой номер.
Степан поднял фужер и посмотрел на свет. «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала», — промурлыкал он фразу из гениального романса на слова Ларисы Рубальской.