Айзек распилил и разрубил кровати, и от них
остались только металлические каркасы. Мы сожгли
книги. Боже — книги! Мы сожгли паззлы, даже
разобрали репродукции Олега Шупляка, сначала
ради деревянных рам, а, в конце концов, бросили в
огонь и сами картины ( Прим. пер.: Олег Шупляк —
украинский художник, который пишет картины с
двойным смыслом.). Мне хочется назвать нашу
ситуацию своим личным Адом, но в Аду тепло.
Хотела бы я оказаться в Аду прямо сейчас.
Айзек приходит в мою комнату. Мне слышно,
как он возится возле камина и поджигает полено.
Моё единственное оставшееся драгоценное полено.
Мы берегли его. Полагаю, теперь нам не до
экономии. Обычно, заканчивая, он уходит в свою
комнату, но в комнате на чердаке теплее всего, и
сейчас она единственная, где горит камин. Я
чувствую, как прогибается матрац под его весом, и
он садится рядом с моим коконом.
— У тебя есть какая-нибудь гигиеническая
помада?
— Да, — произношу я шёпотом. — В ванной.
Слышу, как Айзек подходит к шкафчику. У нас
осталась одна розовая зажигалка «Zippo», в которой
осталось всего несколько капель жидкости. Мы были
так экономны, но, как ни экономь, рано или поздно
всё имеет свойство заканчиваться.
— Помада будет поддерживать огонь дольше,
— говорит Айзек. — И благодаря ей он будет давать
больше тепла.
Отчасти мне интересно, откуда он об этом
знает. На кончике языка вертится саркастичный
вопрос: « Ты узнал об этом в медицинской школе
выживания?» Но я не могу подобрать слова, чтобы
спросить об этом.
— Я буду спать здесь, с тобой, — говорит
Айзек, сидя на кровати. Я открываю глаза и
пристально смотрю на белое одеяло. Здесь так много
белого. Мне он начинает надоедать, но тут как раз
мы погружаемся во мрак. Теперь я определённо за
белый цвет. Айзек встаёт и стаскивает с меня одеяло.
Как только он забирает его, я сразу же начинаю
безостановочно дрожать. Смотрю на него, лёжа на
спине. Он выглядит потрёпанным. Айзек так сильно
потерял в весе, что это пугает меня. Подождите.
Разве я уже не думала об этом? Я не смотрела на себя
в течение нескольких недель. Но одежда, та, что
Смотритель Зоопарка оставил мне, висит и болтается
на мне, как будто я реб ёнок, носящий вещи своей
матери. Айзек наклоняется и поднимает меня на
руки. Не знаю, откуда он черпает силы. Я едва могу
держать голову прямо. Одеяло вс ё ещё подо мной.