Ниссли, но я не впечатлена его любовной запиской.
Айзек переносит оставшуюся часть продуктов
из колодца под столом наверх. Он заполняет шкафы,
холодильник и кладовую. « Такнам не придётся
больше спускаться туда», — говорит он мне. У него
уходит на это весь день. Затем мужчина возвращает
стол на место. Когда доктор идёт в свою комнату, я
спускаюсь из карусельной комнаты и прокрадываюсь
на кухню. Я до сих пор в лёгкой одежде и мои ноги
хо л од н ы е . Чувствую
себя
голой
без
гипса.
Прижимаюсь задней частью ног к краю стола и
запрыгиваю на него. Отодвигаюсь назад, пока не
сижу, со свешанными с края ногами. Мои ноги
бегуньи выглядят веретенообразными и слабыми.
Шрам бежит, как шов, поперёк моей голени. Я
провожу
по
нему
кончиком
пальца. Начинаю
выглядеть как сшитая кукла Эмо. Не хватает только
пуговиц вместо глаз. Тянусь вверх, скользя рукой в
отверстие в верхней части моего халата, дотрагиваясь
пальцами до кожи на груди. И здесь шрамы.
Уродливые. Я привыкла к тому, что изуродована.
Кажется, что часть меня изъята, съедена болезнью,
отрублена, раскроена на две части.
Интересно, когда уже моё тело устанет от этого
и просто сдастся.
Я никогда не смогу бегать, как раньше. Я
прихрамываю. И не сказала Айзеку, что моя нога
постоянно ноет. Мне это нравится.
На кухне темно. Я не включаю свет, чтобы
Айзек не знал, что я здесь. Если он пытается избегать
меня, я помогу ему. Но когда поднимаю взгляд, то
вижу, что он стоит в дверях и наблюдает за мной. Мы
смотрим друг на друга в течение долгого времени. Я
чувствую беспокойство. Похоже, что у него есть что
сказать. Думаю, что Айзек пришёл, чтобы выяснить
ещё немного, но потом вижу что-то ещё в его глазах.
Он идёт ко мне. Один... два... три... четыре шага.
Айзек останавливается перед моими коленями.
Мои волосы спутаны и непослушны. Я не помню,
когда в последний раз прикасалась к ним. Они
отрасли, прикрывая место, где раньше была грудь.
Теперь они своего рода шаль, покрывающая верхнюю
часть тела, так что, даже когда я голая, то не могу
себя видеть. Я даже не потрудилась скрыть за ухом
свою белую прядь, как делаю обычно при Айзеке.
Она свисает перед моими глазами, частично заслоняя
мне вид.
Айзек убирает мои волосы через плечо, и я
невольно вздрагиваю. Затем он кладёт руки мне на
колени. Их тепло жалит. Толкает их в стороны,
раздвигая, и делает шаг вперёд, пока не стоит между
н и м и . Он наклоняет голову, и наши рты почти