платье. Если здесь и были следы шин, то их занесло.
Я иду, приближаясь к забору. Испытываю желание
прикоснуться к нему. Для того чтобы позволить
напряжению пронзить тело и остановить моё сердце.
Свою руку в перчатке я протягиваю в сторону
решётки забора. Мои лёгкие шерстяные перчатки
никак не защищают от холодного воздуха. « С тем же
успехом я могла бы носить кружева» , — думаю я в
тысячный раз.
Айзек ушёл. Мои руки замирают в воздухе.
Понятия не имею, доставила ли Элгин его в
больницу. Я ещё на дюйм приближаю руку к забору.
Но если она всё же это сделала, Айзек будет жить. И
я смогу увидеть его снова. Мои руки падают по
сторонам. Она сумасшедшая. Кто знает, может она
заперла его в другом месте, и продолжает играть в
свои безумные игры.
Нет. Доктор Элгин всегда делает то, о чём
говорит. Даже если это означает запереть меня, как
животное, чтобы исправить.
В последний раз я виделась с Сапфирой Элгин
через год после того, как получила судебный приказ
против Айзека. Встречалась с ней раз в неделю в
течение года. Если сначала во время наших встреч
она пыталась извлечь один за другим осколки из
моего строго изолированного мозга, то потом они
стали более расслабленными. Более приятными. Мне
было необходимо поговорить с кем -то, кто на самом
деле не заботился обо мне. Она не пыталась спасти
меня или улучшить моё состояние любовью; она
получала плату (сто долларов за час), чтобы
непредвзято заглянуть мне в душу и помочь найти
сверчков. Вот как она их называла: сверчки.
Маленькие щебечущие звуки, которые были либо
сигналами тревоги, либо эхом, либо неписаными
словами, которые должны были быть сказанными. В
любом случае, так думала я. Оказалось, что Сапфиру
это волновало намного глубже, и это был для неё не
только способ получить оплату.
Она
пересекла
пределы
божественного
провидения. Играя с судьбами и жизнью, и
здравомыслием. Но тогда, в тот последний раз, когда
мы виделись, женщина сказала то, что, в конце
концов, должно было стать ключом к разгадке её
безумия.
Я рассказала ей, что пишу новую книгу. О Нике.
Её это расстроило. Не так, как это демонстрирует
нормальный человек, когда он недоволен. Даже не
знаю, могу ли я точно определить, как поняла, что
это расстроило Элгин. Может быть, её браслеты
звенели немного больше в тот день, когда она делала
заметки в своём жёлтом блокноте. Или, может быть,
её рубиновые губы сжимались немного жёстче. Но я