Испорченная кровь (Фишер) - страница 67

Будто он ждал кульминационного момента. Я

чувствовала необходимость сказать что-то ещё. Такое

со мной впервые.

— Ничего не чувствую. Даже страха. Ты

можешь

мне сказать,

какие

чувства

нужно

испытывать, Айзек?

Его кадык дёрнулся, он облизнул губы.

— Это эмоциональное оцепенение, — наконец,

ответил доктор. — Просто смирись.

И всё. Тем вечером мы не произнесли больше

ни слова.

На следующий день Айзек отвёз меня в

больницу. Я покидала дом всего лишь третий раз, но

при мысли о возвращении туда, меня тошнило. Мне

не хотелось есть яйца или пить кофе, которые он

поставил передо мной. Айзек не заставлял меня есть,

как сделало бы большинство, и не смотрел на меня с

тревогой, как большинство смотрело бы. Всё было по

существу, не хочешь, есть — не ешь. Когда диагноз

«рак» зависает над тобой как Дамоклов меч,

становится страшно. А так как мне итак уже было

страшно, то ситуация только усугубилась; один страх

смешался

с

другим

страхом.

Я

как

будто

унаследовала ракового гремлина. Я предполагала,

что он выглядит как мутант, как и мои гены. Он

зловещий. Скользкий. Не даёт спать по ночам, грызёт

внутренности, вынуждая разум испытывать страх,

который побеждает здравый смысл. Я не готова

вернуться в больницу. Ведь там я в последний раз

испытывала страх, но я должна была, потому что рак

пожирал моё тело.

Анализы и исследования начались около

полудня.

Сначала

я

проконсультировалась

с

доктором Акела, онкологом, с которой Айзек учился

в медицинской школе. Она полинезийка и так

поразительно красива, что у меня отвисла челюсть,

ко гд а женщина вошла. Её кожа источала запах

фруктов, и этот аромат напомнил мне о вазе на моём

столе, которую Айзек периодически пополнял. Я

выдохнула, чтобы избавиться от этого запаха и стала

дышать через рот. Она говорила о химиотерапии. Её

взгляд был участливым, и у меня сложилось

впечатление, что врач выбрала профессию онколога

потому, что её по-настоящему волнует эта болезнь.

Ненавижу людей, которых что-то волновало. Они

выпытывали, вынюхивали, и от этого я чувствовала

себя не такой человечной, потому что меня никто и

ничто не волновал.

После

доктора

Акела

я

встретилась

с

онкологом, ответственным за облучение, а затем с

пластическим хирургом, который убеждал меня

назначить встречу с психологом. Я видела Айзека

между каждым приёмом, каждым исследованием. Он

занимался своими осмотрами, но появлялся, чтобы

отвести меня к следующему пункту назначения. Это