Передо мной, моргая от яркого света, стояло самое удивительное крошечное создание, которое мне только доводилось видеть: глаза удавленника, как выразилась бы Даффи, длинные, как у ящерицы, ноги, обтянутые мешковатыми черными шерстяными колготками под синей юбкой, составляющей часть помятой школьной формы. Ее тело, совершенно теряющееся на фоне этих длиннющих кривых ног, напоминало плоский шмат теста — небрежно слепленного имбирного человечка.
— Кто ты, черт возьми, такая? — возмущенно спросила я, перехватывая контроль над ситуацией.
— Коллингсвуд П. Э. П. Э. значит Патриция Энн. Боже мой, надеюсь, я тебя не слишком разозлила. Я думала, что это Пинкхэм. Правда! Совсем забыла, что ее переселили в «Лору Секорд» вместе с Бартон, потому что ей снились кошмары. По специальному разрешению.
— А что такого натворила Пинкхэм, чтобы заслужить подобное избиение? — я не собиралась позволить ей так легко отделаться.
Коллингсвуд покраснела.
— Я не могу тебе сказать. Она убьет меня.
Я заморозила ее фирменным голубым взглядом де Люсов — хотя на самом деле мои глаза имеют фиолетовый оттенок, особенно когда я сержусь.
— Колись, — потребовала я, с угрожающим видом поднимая свечу и делая шаг к своей гостье. В конце концов, я теперь в Северной Америке, стране Джорджа Рафта[4] и Джеймса Кэгни[5] — в краях, где говорят по-простому.
Коллингсвуд разразилась слезами.
— Полно тебе, детка, — сказала я.
Полно тебе, детка?
Мои уши не могли поверить тому, что произнес мой рот. Всего пара часов в Канаде — и я уже изъясняюсь, словно Хамфри Богарт. Тут что-то в воздухе, что ли?
— Она наябедничала на меня, — призналась Коллингсвуд, утирая слезы школьным галстуком.
Они и правда тут так говорят. В конце концов, все эти послеобеденные часы с Фели и Даффи в кинотеатре в Хинли не прошли даром, как заявлял наш отец. Я выучила свой первый иностранный язык, и выучила его неплохо.
— Наябедничала, — повторила я.
— Директрисе, — добавила Коллингсвуд, кивая.
— Мисс Фолторн?
— Жене висельника, как мы ее называем. Только не проболтайся ей. Она творит совершенно невообразимые вещи, знаешь ли.
— Например?
Коллингсвуд глянула за спину, перед тем как ответить.
— Люди исчезают, — прошептала она, сжимая пальцы в пучок и затем быстро и широко раскрывая их, словно фокусник, демонстрирующий пустую ладонь. — Пуфф! Вот так! Бесследно.
— Ты дуришь меня, — сказала я.
— Да ну? — промолвила она, глядя на меня огромными влажными глазами. — А что же случилось с ле Маршан? Как насчет Уэнтворт? А что с Брейзеноуз?
— Разумеется, они все не могли просто так исчезнуть, — возразила я. — Кто-то должен был хоть что-то заметить.