Я постоял несколько мгновений, и течение стихло. Меня уже никуда не уносило, и окружающий мир вновь приобретал твердую поверхность. Я усиленно поморгал, чтобы прогнать мерцание с глаз, и осмотрелся.
Держался я за тяжелый дубовый шкаф. Дерево его было настолько упругим, теплым и настоящим, что я решил не отпускать его в ближайшем времени. Мне нужен был спасательный круг в этом шторме, из которого я никак не мог вырваться. Квартирка Сигимонды была мизерной, но коридор мог показаться даже довольно просторным в зависимости от интерьера.
А интерьера у Сигимонды было немного. Помимо дубового шкафа, из мебели имелся только узенький высокий столик, на котором стояли маки в зеленой вазочке. Все остальное пространство занимали картины разных габаритов. Крошечные и громадные черно-белые наброски и взрывающие воображение своей цветовой гаммой композиции. В рамках и без, на холстах и на кусках ткани. Некоторые были даже вышиты или выложены мозаикой. Сигимонда рисовала почти исключительно животных и сказочных существ.
Грустные тигры созерцали кусты, испещренные немыслимыми цветами, важные павлины всматривались в газеты, рогатые зайцы выглядывали из-за светящихся деревьев, а удивленные рыбы проплывали сквозь фонарики на водорослевых зарослях. Трудно было всмотреться в какую-то из картин, так как глаз невольно перебегал с одной на другую в попытке запечатлеть на своей радужной оболочке как можно больше.
Жизнь на картинах Сигимонды казалось подвижной, и я был уверен, что слышал шелест листьев ее волшебных миров. Невозможно было взглянуть на одну и ту же картину дважды, как и зайти дважды в одну и ту же реку. Они дышали и менялись буквально на глазах, и хотелось немедленно выдумать историю к каждой из них.
Между картинами я рассмотрел темно-зеленую стену, идеально гармонирующую с красно-золотым ковром под моими уже окрепшими ногами. Постепенно тепло шкафа прогревало мои руки и ледяную глыбину, сковывающую грудь. Из открытой кухни пахло корицей.
– Всегда, когда хочется расплакаться, сперва надо заварить крепкого сладкого чая. И уже только тогда начинать рыдать, – сказала появившаяся в кухонном проеме Сигимонда. Желтые ее глаза смотрели на меня довольно сочувственно. – Постарайся отпустить несчастный шкаф и проходи сюда.
Я с некоторой болью разжал пальцы и последовал за ее взвившимся платком и подолом юбки, улизнувшим за угол. На стенках крошечной кухонки тоже умудрились разместиться картины, между которыми вдобавок еще были прибиты полки с глиняными фигурками и вазочками. Под высоким потолком покачивалась лампа из цветного стекла, а на столе уже стояли две кружки и дымящийся чайник. Я сел напротив Сигимонды.