Вдруг Мирон вскочил со стула, опрокинув заоравшую Клеопатру на пол, и одним прыжком оказался у окна.
– Смотри! – прокричал он восторженно и измазал стекло остатками каши на ладонях. – Мистер Икс вернулся! И не один, черт его побери!
Я заставил себя оторваться от безжалостно вымазанного окна и всмотрелся в даль. И действительно, под аркой сидел не кто иной, как Мистер Икс в сопровождении чего-то лохматого и серого.
– Теперь-то точно все будет хорошо! – расплылся Мирон в мечтательной улыбке. – Теперь их аж двое!
Я поднял брови.
– Почему теперь все должно быть хорошо от того, что у нас во дворе тусуются две бродяги?
Мирон пронзил меня взглядом, полным лютого негодования.
– Как это ты о Мистере Иксе отзываешься?! – прошипел он. – Он меня вообще-то спас. И не знаю, стоит ли тебе напоминать, но тебя тоже.
По моей спине пробежали мурашки. Мирона нельзя было недооценивать, и ему нельзя было задавать много вопросов. Иногда, когда он не бегал по чердаку с кастрюлей на голове и не подкалывал Гаврюшку, он казался мне всеведущим оракулом. Интересно, что они такое сделали с ним в этой психушке? Чего они ему такого вкололи? Я с восхищением улыбнулся своему странному другу, и тот скривился в ответ.
– И еще кое-что, – сказал наконец Мирон уже вполне дружелюбно. – В нашу берлогу влетел еще один заблудший дух, помимо нового дружка Мистера Икса. Это день перемен! Ветер, ветер подул с востока!
– Ты хочешь сказать, что кто-то въехал в пустую квартиру? – оживился я.
Мирон важно задрал подбородок.
– Кто-то, кто-то… Кто-то или нечто… – зарядил свою любимую песню Мирон.
Я нетерпеливо нагнулся к нему через стол.
– Я видел, как она тащила свой несчастный чемоданчик, – продолжил Мирон более понятным смертным языком. – С трясущимся зонтиком в руке. Думаю, скоро должны привезти какую-нибудь мебель и всякую такую чушь. Василек уже маячит с машинками перед ее дверью.
Я бросился вниз. Пустых квартир в нашем подъезде было полторы. Официально их было, конечно, две, но ту выгоревшую я считал за половину, так как теперь в ней обитал Мирон. Расположение целой пустой квартиры казалось мне символическим. Находилась она прямо напротив хором нашей дорогой Ляльки Кукаразовой, хоть рукой подай.
В тот день я понял, что ирония судьбы – это не только название фильма, но и вполне реальная штука. В квартиру напротив мадам Кукаразовой въехал ее полнейший антипод. Это красивое слово мне как-то попалось на глаза в толстенной книге, свалившейся мне на голову со шкафа во время игры, и значило оно «противоположность». Антиподом была Татьяна Овечкина. Худая, как метла, прилизанная и трепетная тонкая натура. В свой узенький коридорчик она первым делом повесила портреты Пушкина и Тургенева и спокойно любовалась ими, сложив хрупкие ручки, в то время как мимо нее проталкивались матерящиеся дяди с диванами и столами.