Разумеется, наш с ним разговор продолжался еще долго. Мы отрабатывали все мельчайшие детали легенды. Хайдар безбожно торговался, требовал, чтобы ему за предательство семьи гарантировали не только жизнь, но и вознаграждение. Я давила и настаивала, не давая ему ни на секунду усомниться в том, что в случае неповиновения ему все равно не жить.
В конце концов все было решено, и через два дня я, отдав последние распоряжения боевой группе, закутанная по самые глаза, отправилась вместе с Хайдаром к месту, где должна была состояться свадьба его племянницы. Там я впервые и увидела Тимура.
Все шло как по маслу. Хайдар представил меня брату и его семье. Я терлась позади него, потупившись и при любом громком звуке прячась за его спину. Хайдар балагурил, рассказывал о том, как я хороша собой и какой большой выкуп он за меня дал. Говорил он весьма красноречиво, должно быть, и в самом деле очень хотел уцелеть в ходе операции.
Я большую часть времени проводила на кухне, вместе с другими женщинами, принимая участие в подготовке свадебного пира. Держалась я так тихо, что вскоре меня и в самом деле перестали замечать. Женщины общались на некой смеси фарси и русского, которую я понимала достаточно хорошо, упуская разве что тонкости. Из их разговоров я поняла, что жених уже приехал, но допускать его в дом к невесте до свадьбы, конечно, нельзя — не по обычаю. Поэтому Омар поселил его у кого-то из родни. Жених был, по словам Шарифы, уж очень хорош собой. Жаль только, что приехал один, без родни. Отец его уже умер, а мать слишком стара, ей не под силу такое долгое путешествие, она будет ждать молодых дома.
Фатима, прелестная семнадцатилетняя девушка с удивительными миндалевидными глазами, слушала все эти речи с большим интересом. До сих пор она разговаривала со своим женихом только один раз, но, кажется, была совершенно им очарована, и когда речь заходила о Тимуре, на лице ее появлялось мечтательное выражение.
Я же, глядя на этих хлопочущих женщин, все никак не могла отделаться от мысли: какая судьба ждет их в ближайшем будущем при моем непосредственном участии? Сколько из них выживет при штурме? Сколько тех, кто выживет, лишится своих мужей, сыновей, братьев? Я отлично понимала, что они не имели к темному бизнесу своих мужей никакого отношения, уж точно не вот эти умелые ловкие руки разбирали автоматы, смазывали детали маслом, паковали их и переправляли через границу. Нет, эти руки умели лишь поддерживать уют, готовить, лечить, качать детей и гладить по волосам повзрослевших сыновей.
В какой-то момент я поняла, что не должна больше думать об этом, иначе сойду с ума. На занятиях по психологии все это казалось мне как-то проще. Есть мы, есть враг, идет война — даже в мирное время. Наша задача — уничтожить врага и обеспечить спокойную жизнь соотечественникам. Что делать, если процесс уничтожения врага непосредственно затрагивал мирных граждан, было непонятно.