Я бездумно гуляла по тропинкам, рассматривая диковинные цветы. На высоких кустах цвели мелкие синие колокольчики, возле земли распускались алые блюдца с несколько мятыми лепестками. Последние бойцы, готовые отступить перед холодами.
Дорожка завела меня в тупик, дальше шел подъем на крутой холм. Подняв юбки, я решительно начала подъем, перехватив удобней ручку корзинки.
Сверху простирался красивый вид на живописную деревеньку с красными крышами. Слева у небольшого озера паслось стадо овец, выглядевших как серые комки ваты с черными носами и обвислыми ушами. А еще я увидела тоненькую фигурку девушки с мольбертом у самого края озера.
Пруденс. Я узнала ее по фамильным угольно-черным волосам и нарядной одежде. Рядом на складном стуле устроилась сиделка и стоял скучающий стражник. Сестра лорда сосредоточенно рисовала.
Я решительно направилась к ней. Пруденс не обратила на меня никакого внимания, вся отдавшись процессу рисования. Я поздоровалась кивком головы с сиделкой, та приложила палец к губам, призывая не отвлекать художницу.
Тихо устроившись на траве, я внимательно наблюдала за движениями кисти Пруденс. Сестра лорда Бестерна находилась в каком-то трансе, двигалась плавно, точными мазками наносила краску на холст.
В нашем мире ее картину назвали бы гиперреализмом. На холсте можно было рассмотреть каждую травинку, мельчайшие волны на глади пруда. И еще что-то не давало покоя… Я переводила взгляд с озера на холст и обратно, подмечая схожие детали, а потом словно прозрела, осознав разницу. Пруденс рисовала пруд весной, с яркой зеленью, чистым воздухом, прозрачной водой. А сейчас осень, трава на берегу жухлая и отливает желтизной, на поверхности плавает ряска.
Я затаила дыхание, и меня охватило чувство близкого чуда. Интуиция кричала, что у девочки — свой, особый дар. По-иному я не могла объяснить, как, видя перед глазами одно, она рисует совсем другое.
Сиделка достала из кармана яблоко и сочно захрустела. Я тоже вспомнила, что голодна и удачно захватила корзину съестного как раз для такого случая. Разложила на коленях салфетку, достала ломоть хлеба, ветчину. Предложила сиделке, но та отрицательно покачала головой, а стражник, хоть и смотрел голодными глазами, но отказался с непроницаемым лицом.
Пруденс водила по холсту отмеренными механическими мазками, а я любовалась холодной красотой художницы. Идеальная белая кожа без единой морщинки, прозрачные льдистые глаза, волосы цвета воронова крыла. Теперь я видела, что они короткие, как у меня, и свободно ниспадают на плечи, не связанные лентой. На свадьбу Пруденс, кажется, надела шляпку.