Ничего удивительного! Большая птица с избытком наградила токаря детьми: кроме троих, живших дома, два мальчика были в ученье, а шестой собирался в скором времени появиться на свет… и хотя токарь слыл самым работящим и честным человеком на всем дворе, но уж если ему приходилось жить в такой трущобе, то можно было не сомневаться в том, что он не из богатых…
Так и жила Юлианка, скитаясь под окнами убогих лачуг. Но хуже всего приходилось ей, когда наступали зимние морозные ночи. Она леденела от холода в сенях старого дома и дрожала так, что зуб на зуб не попадал, а внутри у нее что-то начинало страшно болеть. Она отправлялась на поиски лучшего убежища. Иногда ей удавалось незаметно пробраться наверх в большую залу, до того как запрут дверь, и тогда она проводила ночь под катком; иногда девочка тихонько стучала в окно к больному музыканту, и он, кашляя и улыбаясь, впускал ее к себе и, указав на местечко у остывшей печки, давал несколько лепешек. Порой она забиралась в темные сени, которые вели в квартиру лавочницы Злотки, а иногда дочь токаря Кахна, с вечера еще, увидев, что мороз усиливается, выбегала во двор и звала ее:
— Юлианка! Юлианка! Иди к нам ночевать! Папа и мама боятся, что ты замерзнешь!
Но как-то вечером в трескучий мороз девочка оказалась в безвыходном положении. Гладильную мастерскую заперли раньше обычного, Юлианка даже не заметила — когда; к музыканту она стучалась, но он, как видно, не слышал — спал или, может быть, не в силах был подняться, чтобы отпереть; до окна токаря она не могла дотянуться, а скамейку, на которую она становилась, чтобы постучаться, убрали, так как ее заносило снегом. Она бродила от одной квартиры к другой, по колено в снегу, съежившись, дрожа и плача от холода. Так она дошла до флигелька, где жила прачка, и, не думая уже ни об Якубе, ни об Антке, постучалась. Она стучала изо всех сил, потом стала дергать дверную ручку.
— Кто там? — спросила прачка.
— Юлианка, — ответила девочка.
— Боже милостивый! Мороз-то какой! Девочка замерзнет! Анка, открой ей скорей!
Засов отодвинулся, и двери мрачной каморки открылись. Из угла спросонья заворчал Антек:
— Впустила все-таки подкидыша! А если он придет? Что тогда?
Прачка промолчала, и Анка прикрикнула на брата:
— Молчи! Закрой глаза и спи! Если отец придет, я спрячу ее.
— Куда спрячешь? За метлой не поместится! Выросла.
Анка не стала больше пререкаться и, взяв Юлианку за руку, подвела к своему тюфяку.
— Ложись со мной.
Наступившую тишину нарушил голос Анки:
— Мама!
— Ну что еще?
— Я положу возле себя грязное белье, если отец придет, я прикрою ее, чтобы не было видно.