Эрик тут же поменялся в лице и, хоть все еще смотрел на меня, взгляд стал колючим и холодным, а на скулах заходили желваки. Гомон в гостиной затих, Эрик отвечать не торопился, и слышалось, как тикают часы на каминной полке — такой гробовой была тишина в комнате.
А потом Влад спокойно сказал:
— Этот охотник под защитой атли. Я за него ручаюсь.
— Андрей! — выдохнула я, и Эрик нахмурился. — Где?..
Он перевел взгляд на Антона, и тот растерянно ответил:
— На третьем, в пустой комнате. Четвертая дверь справа…
Я посмотрела на Эрика и, видимо, выглядела в тот момент жалобно, потому что он вздохнул и недовольно кивнул:
— Иди уже.
Я пошла. Развернулась и буквально взлетела по лестнице, не обращая внимания на ноющее колено — мимо ошарашенного Антона, мимо Эли, спускающейся вниз с подносом, мимо защитниц альва. Наверх — к живому другу, которого несколько раз мысленно похоронила.
Успею еще себя казнить, сейчас не время.
В коридоре на третьем моргала лампочка, словно жаловалась на присутствие врага в доме. Мягкий ковер скрадывал шаги. Тепло окутывало, соблазняло все бросить и спуститься вниз, на второй этаж, ближе к кровати.
Я устала. В спертом воздухе отчетливо чувствовался дух смерти. Проветрить бы…
Поравнявшись с нужной комнатой, я толкнула дверь. Внутри было темно. Пыльно. В углу бесформенной кучей лежал старый хлам — стул с обломанной ножкой, ржавая стремянка, пустые банки из-под краски. Мусор, который и на чердак-то выносить не стоит, не то, чтобы в комнате хранить. Ковер на полу поистерся и скалился дырами, в углах поселилась мохнатая паутина. Тут убирают вообще? Свалка, а не спальня!
А ведь Андрея специально принесли сюда. И не уложили даже — бросили. Сгрузили на кровать и закрыли дверь.
Враг в доме. Только вот какой он враг? Побитый весь, слабый…
Андрей лежал на кровати поверх застиранного шерстяного пледа и, казалось, спал. Лицо пестрило синяками и ссадинами, правый глаз заплыл, щека опухла, а висок был неаккуратно залеплен лейкопластырем. Лейкопластырь потемнел от пыли и топорщился клейкими краями.
Костяшки пальцев на руках Андрея были стесаны, одежда испачкана и кое-где изорвана. Казалось, его тащили по грязному, щербатому полу и били одновременно.
Он глубоко и тягостно вдохнул и сипло выдохнул. Дрогнули ресницы, наморщился лоб, с губ сорвался едва различимый стон, и я невольно коснулась его руки — чтобы утешить, облегчить хоть чем-то незавидную участь отвергнутого своими же охотника.
— Поля… — шепнул он, открыв здоровый глаз.
— Тссс, уже все хорошо.
Голос гортанный, хриплый, и слезы по щекам снова. Сколько их там, внутри? Казалось, за эти дни я все выплакала. Тома, Барт, Алла. Теперь вот еще Андрей…