— Совесть когда чиста, и подушка под головой не вертится, — обращаясь к внуку, сказал дед. — Не пропадем, чай, едри их в позвонок.
Тимофей Балаш оказался один на бударке по той простой причине, что накануне вышла у него стычка с Ильей, когда тот, почаевничав у Гриньки и Ольги, близко к полночи вернулся к себе. Квартирант и напарник Тимофей к тому времени уже сбил охотку ко сну, дремал будко, а потому сразу же разлепил глаза, едва Илья вошел в дверь. Будто по уговорке достали курево, свернули, послюнявили закрутки, зачадили перед сном. Курители они оба заядлые, высосали весь дым до обжигающих пальцы окурышей, и тут, слово за слово, и произошло то, что рано или поздно должно было случиться, потому как люди они были разные и по характерам и по убеждениям. А двум чужакам по духу жить под одной крышей никак нельзя.
Тимофей, загасив окурок, поинтересовался как бы невзначай:
— На зорьке встанем?
— Че таку рань делать? — встречно спросил Илья.
— Путина… Запрет настанет, отоспимся.
— Ты что же, Тимофей, поперек всем идешь?
— Почему поперек. Я сам по себе. Пришел издалече не в потолок плевать, а подзаработать. Никому я тута не должен, и никто мной помыкать не в праве. — Тимофей говорил неспешно и напорчиво. — И тебе совет мой: живи своей головой. Всех речей не переслушаешь. Развелось говорунов…
— Постой, постой. Ты об Андрее это?
— Так хошь и про него. Что он суется не в свое? Не ловец, не рабочий… Богу слуга, Ляпаеву работничек.
— Нехорошо говоришь, не надо.
— Пошто нехорошо? Что думаю, то и высказываю.
— Вот и я о том же. Погано думаешь.
Тимофей обидчиво вобрал губы, но молчать долго, не мог, попытался склонить Илью к себе, отторгнуть от Андрея:
— Селедка ждать нас не согласится. Момент упустим — и будем куковать зиму. А Андрею что, ему можно и поиграться в верховода. И лето и зиму жалованьем обеспечен.
— Во-во! Эт-то ты верно подметил. Андрей может прожить безбедно, и никакой корысти ему нет с нами вязаться, одни неприятности. А он…
— Стало быть, не поедешь завтра? — перебил Тимофей.
— И ты тоже.
— Ну нет, благодарим покорно. Я свое терять по вашей глупости не намерен.
В последние дни все в Тимофее раздражало Илью — и слова, и поступки, и даже обличье. Нынешняя ночная беседа положила конец их недолгому товариществу. Илья не сдержался и в ответ на обидные Тимофеевы слова взъерошился, потому как понял, что уговаривание тут бесполезно, что размирились они навсегда — не вышло надежной поладки. Сказал — будто чалку отрубил:
— Ты вот что: ночку побудь здесь, а наутро — чтоб и духу твово не было. Мотай, не нужны мне ни бударка твоя, ни сбруя. Прогнил ты насквозь.