Иларион, собственно, и не думал отказываться. На базе летом дел, почитай, никаких, зарплату совестно даже получать. Отчего бы и не помочь человеку. Но, уж коль щенка предложили, Иларион, чтоб Геннадий на попятную не пошел, поломался для видимости, а потом согласился.
Каждое утро уезжали они с базы к низовым островам, где линяли тысячные стаи уток. Токовища определяли по перу, его в местах линьки тьма-тьмущая, словно кто перину на ветру потрошил.
Вброд полукружьем ставили сети внутри зарослей, затем гнали разнопородные утиные стайки. Птицы, встревоженные шумом, неуклюже били по воде голыми крыльцами и, неспособные к лету, забивались в гущу зарослей, где их ждали сети.
После загона мокрые от быстрого бега, потные и усталые, охотники выкуривали по сигаретке и приступали к кольцеванию. Иларион аккуратно выпутывал птицу, а Геннадий сажал ей на лапку алюминиевое кольцо, после чего ее отпускали.
— Работаю вот, вроде-ка дело делаю, — неспешно выпутывая нарядного селезня, рассуждал Иларион, — а на что все это? Я привык, чтоб от любого труда польза была. Не лично мне, конешно. Вообще… Вот окольцуем счас, к примеру, селешка этого, через год-другой сообщат, мол, добыли его в Африке, али еще где. Ну и что из того?
— Ну, как бы тебе короче ответить? — Геннадий, всегда веселый, серьезнеет. Говорит убежденно: — Во-первых, мы пути лёта определяем. И с теми государствами, где наша дичь зимует, договоры по охране заключаем. Во-вторых: продолжительность жизни птиц изучается. Самая же главная цель наша: сохранить вид. По данным науки определяют и устанавливают сроки охоты, численность отстрела. Надо наблюдать, записывать, сравнивать. Завел бы и ты, Иларион Николаевич, тетрадь да все интересное заносил туда.
— Куда уж мне.
— Не скажи. Еще Пришвин говорил, что следопыт из простого народа стоит одного или даже двух хороших ученых.
— Это кто же такой будет?
— Не знаешь? Такое я тебе не прощаю. Кого-кого, а мудреца Пришвина знать ты обязан, поскольку на природе живешь. Я тебе его книги привезу. Прочти. И в первую очередь «Календарь природы». Тебя эти книги многому научат.
Выходило по словам Геннадия, что и он, Иларион, может помочь науке. Странный человек Геннадий. И занятный. Как-то после загона, отдыхая возле камышового завала, он подобрал целый султан ажурных перьев, когда-то украшавших голову белой цапли, воткнул их за рант фуражки и, артистически откинув правую руку, продекламировал:
Ты некрасива, сказал бы эстет, —
Губы не те и глаза узковаты,
Скулы большие, в них мягкости нет.
Что-то еще… И вообще, не звезда ты!