Мамонт Андреевич был дома, зазвал в горницу и внимательно изучал бумагу. Потом поверх очков так же изучающе глядел на Андрея.
— Казармы, стало быть, строить…
— Тесно, грязно. В случае эпидемии страшно подумать, что будет.
— Болезнь, она и в хоромы проникает, — осторожно возразил Ляпаев.
— Но в хоромах с ней бороться легко, — настаивал Андрей. — Корова иль лошадь, к примеру, и та в отдельном закутке, а тут… люди.
— Казармы чтоб новые поставить, большие деньги нужны. А где их взять? Нет, ты не подумай, что я прибедняюсь. Деньги у меня есть, и немалые. Но всажу я все их в стройку, а чем дело вести, а? За рыбу ловец деньги с меня потребует, а не слова. Да и промысловым людям платить надо наличными.
— Но не могут же люди дальше так жить.
— Жили! И будут жить. А не хотят — я их не неволю. Сами валом валят.
— А вдруг не покажется им тут и уйдут, — злые огоньки мелькнули в зеленоватых глазах Андрея.
— Как это уйдут? Куда им деваться?
— Ну, а все же, возьмут и откажутся у вас работать?
— Хе, мелешь, что ни попадя. Иль у других лучше? — усмехнулся Ляпаев, но в глазах отразилась тревога. Что-то непривычное и непонятное было в крепкожилинском парне. Подумал: а не зря ли взял его на службу? Но мысль эта быстро забылась, потому как в голове появились иные мысли, давно знакомые и очень приятные — о деньгах. Были бы они, а работники найдутся. Слава богу, постоянные недороды в верхах ежепутинно сгоняют сюда толпы людей. Чудак, право же, надо додуматься — «уйдут». А куда им деваться? Некуда деваться. Тут все продумано. Вслух сказал:
— С казармами да банями пока недосуг заниматься. Обождется. А вот пункт свой оборудуй. И бачки купим. Пущай кипяток пьют. Не водка. Тут еще аптечки. На што они-то? Заболеет кто — поедешь.
— Но первая помощь нужна. Порезался кто, руку уколол, или плохо кому. Людей я подучу, чтоб могли помочь. В аптечке — самое необходимое: сердечные, от головной боли, от…
— Ладно, — не дослушал Ляпаев. — Бумажку эту оставь. Распоряжусь купить, што надо. А Резепу скажи, чтоб завтра же плотники соорудили стол, койку… Что еще? Пелагея! Глафира! Кто там. Чайку бы подали.
— Не беспокойтесь, Мамонт Андреевич, — Андрей встал.
Вошла Глафира, обрадовалась гостю.
— Здравствуйте, Андрей Дмитриевич. Что же это вы?
— Дело есть, прошу простить, — он откланялся и ушел.
Глафира неподдельно огорчилась. Ей все эти дни хотелось видеть его, поговорить о чем бы то ни было.
Ляпаев же сидел насупленный. Он даже не поднялся со стула. Ему было неприятно, что этот молодой человек ведет себя так неосторожно: решительно отказался от чая, предложенного хозяином. Другой бы радовался вниманию, а этот…