Мишка-Солнце вскинул короткую руку, сверкнув дорогой запонкой, и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Он выглядел до смешного самоуверенным, хотя и прежде, говорят, не страдал от скромности. Подошедшему парню-официанту, не глядя, буркнул:
— Месье, как сегодня креветки?
— Креветок нет, — отвечал уныло официант с вислым носом, слегка подыгрывая гостю. — Креветки вышли.
— В таком случае жареного угря, месье.
— Угорь кончился, сэр. — Официант потер ухо и добавил: — Есть палтус… баранина… есть…
— Баранину, баранину! — потер ладони Белендеев. — Наши бараны не болеют коровьим бешенством. И красного вина!
— Грузинского, молдавского? — спросил официант.
Белендеев глянул снизу вверх очень строго:
— Ни в коем случае! Грузинские — подделка, а молдавские… — Он поморщился, поправил тяжелые очки. — И это всё? — как сказала одна дама на рассвете молодому мужчине.
Белла затряслась от смеха.
— Почему? — как бы обиделся официант. — Есть французские… Медок, например… Но они очень дорогие.
— Нам именно такие и надо, — ласково, как отец сыну, объяснил Белендеев официанту. — Несите! — И еще раз щелкнул пальцами.
Алексей Александрович усмехнулся. Видимо, этот диалог Мишки с официантом повторялся уже не раз. Мишка как бы сорил деньгами. Хотя, конечно, для человека с долларами наши провинциальные цены — так, семечки. Еще и еще раз Мишка-Солнце потер растопыренные ладони и сияющими глазами в сияющих очках уставился на коллегу.
— Ну-с, я очень, очень рад! Я ведь скоро уеду… Может быть, потом еще раз приеду. Исключительно из любви к Белле…
— Да ну брось! — зарделась Белла, хотя прекрасно понимала, что его слова не более чем дежурный комплимент.
— Клянусь теоремой Пифа и Гора, как сказал мне один студент в Торонто. Это было еще, когда Гор был вице-президентом Америки… Именно тогда я решил перебраться туда, где этот самый Гор, если, конечно, его не успел застрелить Пиф… — Разливая принесенное вино, он продолжать городить чушь и все посматривал нежными глазищами на молодого ученого. — Ну-с, за нас за усех!
И странно: миновал час, второй, они сидели, улыбались, а разговор был ни о чем. Белендеев как бы тянул время. Лишь когда Белла, глянув на свои часики, ахнула: «Боже, я опаздываю на концерт!» — и ушла, картинно лавируя между столиками, Мишка-Солнце отодвинул фужер с вином, из которого он, кстати, отпил самую малость, и, сделав серьезное лицо, повернулся вместе со стулом к Алексею:
— Говори. Прости, что я на «ты», я старше. У тебя проблемы?
— В смысле?
— В претворении в жизнь идей.
— Всему свое время, — осторожно ответил Алексей Александрович.